Ехал 3 января 2008 года в мой любимый город Берлин на поезде. Делать было нечего. Писал стишата и маленькие зарисовочки.

каждый день мы беседуем на работе с анечкой романюк
она опасается что земную цивилизацию могут захватить люди-акулы
я считаю что в москве это уже произошло
акулы вышли из берегов у них выросли ноги
жабры отстегиваются и если надо пристегиваются
на всех ключевых должностях люди-акулы
они подчинили себе оргпреступность
слились с властью и финансово-промышленными группами
у людей-акул на вооружении новейшая техника
по ночам они летают на невидимых обычным гражданам автолетах
и довольны жизнью

в берлине другая картина
анечка считает что в берлине наступила цивилизация пингвинов
пингвины сидят в конторах в одинаковых костюмах
спят с лучшими человекообразными женщинами
едят живую рыбу и суши
земные мужчины прислуживают пингвинам и восхищаются ими
когда они играют в биллиард или боулинг
пингвины тоже довольны жизнью

однако сильнее всех пекинская цивилизация
там захватили власть люди-муравьи
муравейники растут быстрее чем монолитные московские дома
дети людей-муравьев больше похожи на муравьев чем на людей
муравьиные гены сильнее
люди-муравьи захватывают все новые и новые территории
и о-о-о-чень довольны жизнью

а что же люди
обычные люди
земные люди
они совсем недовольны жизнью
они вынуждены осваивать другую планету

Приехал в Берлин. Сразу в башку полезли немецкие слова. Вообще, мне все равно на каком языке писать. Мой стиль предельно примитивен. Поэтому я и писал на украинском, французском, чувашском языках…

Наконец, вернулся домой. Здесь все без перемен. Не буду вдаваться в детали.

настоящая любовь это когда занимаясь онанизмом думаешь только о своей возлюбленной

По эл. почте прислал стихи неизвестный автор.

Или лучше так:

Все воскресенье, 11 ноября 2007 года, разбирал бумаги. Нашел старые письма от Б. Кенжеева, Л. Лосева. Письма еще от 1990 года, когда я работал в газете «Семья».
Обнаружил старые стихи.

Когда навсегда уезжает друг, ты задаешься вопросом: что делать дальше? Выход из положения простой: у тебя есть ты сам. Значит, ты в Москве не одинок.

Смотрел целый день многосерийный фильм «Завещание Ленина», снятый Н. Досталем по колымским рассказам В. Шаламова.
Ужасы лагерей, жесточайшая эксплуатация труда, адская работа за пайку.
После этого фильма у меня возникли некоторые отвлеченные размышления.

1. Революция (а также война, смена общественного строя) — это всего лишь хитрая коммерческая сделка.


2. В годы советского беспредела за пайку создавались колоссальные ценности (заводы, фабрики…). А когда пришла реституция капитализма в 1991 году, они (эти ценности) за копейки были приватизированы. То, что создавалось десятилетиями на костях зэков, получила небольшая группа людей. Это произошло случайно? Не верю. По-моему, совершенно очевидно, что была спланированная на годы вперед акция. По созданию и дальнейшему распределению ценностей. Спланирована эта акция была международным капиталом, династическими финансово-промышленными группами (они известны).


3. Не сомневаюсь: социализм падет и на Кубе, и в Белоруссии. И вместе с тем, он может появиться в любой другой стране. Потому что смена общественно-экономической формации — это самая эффективная форма перераспределения ценностей.

А людей, замученных в сталинских лагерях, очень жалко. Терпя нечеловеческие мучения, они не понимали — за что… А ни за что. Просто за то, что они очень дешевая рабочая сила.

Когда болеют мои близкие люди, мне кажется, что виноват я. Мои грехи.

Я писал тексты по заказу Мосэнерго и Росгосстраха, нефтяных компаний и строительных, юридических и физических лиц.
Иногда я писал по своему собственному заказу. По велению души.
А Ксения Некрасова писала по заказу Всевышнего.

14-21 августа был в Воронежской области. В частности, в милом городочке Павловске.
Павловск, раскинувшийся на берегах величественного Дона, был заложен Петром 1 почти триста лет назад. Гулять по историческому центру очень приятно. Тихо, спокойно, уютно. Старинные здания немного напоминают Петербург и Берлин. Красивая набережная. Песочный пляж. Люди купаются, загорают.
Ритм жизни, конечно, не московский. Все как в курортном городке.
Цены в Павловске на продукты примерно такие же, как в столице. Правда, овощи и фрукты на рынке дешевле. Яблоки — 10 рублей кг., арбузы — 5. Стали расти цены на недвижимость. Домик с газом и светом и участком примерно в 4 сотки можно купить за 1, 5 миллиона. И еще поискать надо, потому что в основном продают доли дома, т.е. фактически квартиры.
В райцентре очень развитая инфраструктура. Есть и дом культуры (правда, он расположен в бывшей церкви), и банки, и кинотеатр… И все, что нужно для жизни.
Я, как всегда, поначалу испытал бешеную эйфорию. Все очень понравилось, но также быстро и надоело. Через неделю захотелось в безумную, загазованную, но родную Москву.

Несчастье. Эмма Сергеевна упала дома и сильно ударилась. Перелом основания черепа. Кошмар.
Господи, спаси и сохрани Эмму Сергеевну!

10 июля я переехал в Подмосковье.
Поначалу все шло неплохо.
Потом начались мытарства. Вчера, 22 июля, прорвало унитаз. Слава Богу, приехал на помощь знакомый сантехник из ЖЭКа. Спас.

Отключил телевизионную антенну. А то стал слишком много смотреть телевизор.

Вчера подвешивал шторы и подклеивал обои. Кое-что сделал.

Предложили работу в Сибири, в крупной заграничной фирме.
Рассказал об этом одной своей близкой зхнакомой. Она стала причитать:
— Ах, Сибирь, это так далеко, да зачем это тебе нужно?!
Я сказал:
— Но зарплата двести пятьдесят тысяч долларов год…
Пауза.
Потом девушка сказала:
— Ты знаешь, я читала, что Сибирь такая красивая!..

Купил новый унитаз. Смотрю на него как на произведение искусства.

28 июня был на десятилетнем юбилее Русского журнала.
Разговаривал с критиком Анной К.
Она сказала: «Я знаю Вас как поэта…»
Я засмеялся: «Какое странное слово — поэт… Что это такое?»
Она быстро нашлась: «Поэт — это человек, который пишет стихи».
В этом смысле, я, конечно, поэт.

Удивительное дело: у меня совсем пропали литературные амбиции.
Я вдруг отчетливо понял, что не обязан быть ни поэтом, ни прозаиком.
Мир от этого не остановится.

Юбилей Русского журнала прошел в ресторане Simple Plaza очень колоритно.
Не было ни выступлений, ни речей. Просто накрыли столы, и все.
Люди пообщались.
Было много знакомых людей — С.И. Чупринин, Н.Б. Иванова, В.В. Игрунов…
Встретил Лешу Айги.
…Москва — какой-то коммунистический город. Кормят, поят — и ничего не требуют взамен.

В издательство пришел пожилой и потрепанный человек.
Заказал три цветные книги (каждая по сто экземпляров).
Я объяснил ему, что при таком тираже книги будут стоить очень дорого.
Он сказал, что деньги у него есть.
Мы начали работать.
Потом он рассказал, что у него рак.
— Я тороплюсь, — сказал он, — хочу сделать внучкам подарки. Они любят мои сказки.

Гулял в кусковском парке. Видел на пруду маленьких утят. Рядом с ними мама-утка. Куда утята — туда и она. Не отпускает их из поля зрения ни на минуту.
…В ученом совете журфака одного известного вуза работает прекрасная девушка Люба.
Она со всеми аспирантами нянчится также, как эта мама-утка с бестолковыми утятами.

Слушал вчера, как всегда, «Эхо Москвы». Вечно ехидная Ольга Бычкова беседовала с Геннадием Онищенко.
Тот ее быстро осек: «Мы тут говорим о серьезных вещах, так что будьте любезны…»
Она, бедная, притихла.
Потом Онищенко сказал, что больше всех пьет в России титульная нация. Другие нации пьют меньше. Ислам, например, сдерживает.
— Неужели? — переспросила наивная Бычкова.
Онищенко подтвердил.
Вообще, впервые слышал, как интервьюируемый не шел на поводу у ведущей. Но это ему повезло. Если бы он нарвался на Евгению Альбац, та бы ему спуску не дала.

На ключевую должность в государстве назначен еще один соученик и соратник В.В. Путина.
Что меня удивляет? Полное безразличие президента к общественному мнению. Ему, видимо, все равно, что об этом подумают люди.
Со стороны это выглядит так: буду делать что хочу, и баста. А те, кто в Питере не жил, на юрфаке ЛГУ не учился, в мэрии Питера и КГБ не служил, те отдохните…
Путин — настоящий романтик. Верит в чистую и светлую мужскую дружбу. Наивный… Как только он окажется не у дел (если окажется), его друзья первыми начнут его рвать на части и обвинять во всех мыслимых и немыслимых грехах.
На мой взгляд, работать надо не с друзьями, а с профессионалами.

Президент в черных очках.
Такое ощущение, что он родился не в Питере, а на Сицилии.

Приснился странный сон.
Брат говорит:
— Завтра у тебя бой на ринге с Валуевым.
Я обомлел:
— Но я же не занимался боксом тридцать лет. Потом у меня сейчас очки. На ринге в очках нельзя, а без очков я не вижу.
— Надо, Женька, надо!
— Ты же помнишь, у меня нет боксерских трусов. Как без них выступать?! Трусы я вернул тренеру, когда повесил перчатки на гвоздь. И боксерок тоже нет. Неужели в кедах выступать?
— Надо, Женька, надо!
Я выпил рюмашку и согласился.
И в холодном поту проснулся.

26.06. 2007. Какие-то неудачи. Потерял пять тысяч рублей. Очень переживал.

Купил коврик в большую комнату. А он какой-то оказался серый (при покупке я не разглядел). Расстелил — и расстроился. Такое ощущение, что коврик грязный.

Все это ерунда. Лишь бы не болела мама.

Несколько лет не смотрел телевизор. Вчера включил первый канал. Сплошная реклама пива разных марок. А потом мы удивляемся, что в стране пивной алкоголизм.

Семь месяцев наше издательство готовило к печати книгу Ю. Проскурякова. Он дал небольшой аванс. За это время он извел моих верстальщиц, бросал трубки в беседе со мной. В общем, показывал характер.
Потом и вовсе отказался от моих услуг, обвинив нас в непрофессионализме.
И вот книга вышла. Мне ее показал Н. Грицанчук. Я посмотрел — верстка наша. Наша верстка. А вот ссылки на наше издательство нет. Слов благодарности моим верстальщицам тоже нет.
Что я могу сказать? Ничего я говорить не буду.

Позвонил еще один автор.
— Женя, я вошел в число 15 лучших поэтов России.
— А кто это определил?
— Союз писателей России.
— Интересно, по каким критериям?
— Не знаю. Видимо, Союзы писателей между собой решили.
…Надо признать, что этот поэт — скромный человек. Даже очень скромный. Что это такое — быть в пятнадцати лучших? Это же не первый и даже не второй.
Обычно мне звонят первые, лучшие, великие и гениальные…

В Воронеже был на Птичьем рынке. Самые красивые котята — сибирские. Чуть не купил.

Живу в Воронеже в доме, который расположен рядом с домом, в котором жил Мандельштам.
Что ж, и у меня есть основания для мании величия.

Как православный христианин, закончивший ВКШ при ЦК ВЛКСМ, не могу поступиться принципами.

Провел водопровод на дачный участок. Деревья и розы сказали мне спасибо.

Расходы превысили доходы. А налоги платим 15 тысяч рублей в месяц. Нормально?

5 июня отметил сам с собой свой 43-й день рождения.
По телефону поздравили родители, Наташа, она также передала поздравление от Насти (она сейчас в Греции, на острове Крит).
Из писательского мира получил поздравления от верного друга Бирюкова, от Эланы, Игоря Алексеева, Андрея Новикова, Иры Синягиной, Саши Алешина, Наташи Лайдинен, Алексея Даена.
Позвонил друг детства Игорь. Было неожиданно и особенно приятно. Потом Олежка из Мосэнерго вспомнил... Болтали часа два по телефону.
Конечно, не забыла Диана (он только что тоже прилетела из Греции).
Еще звонили люди.
В общем, жаловаться грех.
Мне кажется, что-то я за 43 года сделал. И больше я не мог. Весь свой не самый богатый потенциал я использовал (использую) на 100%, что для русского человека почти невероятно.

Получил «подарочек» на день варенья от своего главного клиента — он передал строительный журнал, который кормил все мое издательство, в другую типографию. Дела…

Сидел на работе злой, как собака. Думал, как выходить из ситуации...
Позвонили на мобильник. Незнакомый голос:
— Я могу услышать Женю Степанова?
Я удивился:
— А Вы кто? Мы знакомы?
— Нет, мы не знакомы, но мой возраст, я думаю, позволяет к Вам так обращаться…
Я ответил резко:
— Здесь нет Жени Степанова. А есть директор издательства Евгений Викторович Степанов. Перезвоните через полчаса в приемную.
И продиктовал телефон.
Человек перезвонил. Представился как академик Иванов (фамилия изменена). Интересовался судьбой своей рукописи.
…Неужели это не дикость? Незнакомый человек звонит издателю и спрашивает его по имени. Ну где учат этих академиков?
Научные регалии, увы, не всегда добавляют интеллигентности.

Один знакомый рассказал такую историю.
«У меня была знакомая, с которой я имел весьма изощренные интимные отношения. Она мне позволяла очень многое: и оральный секс, и анальный… Но когда я просил ее, чтобы мы занялись обычным сексом, она отказывала. Объясняла это так:
— Я берегу девственность для будущего мужа».

Писал стихи все об одном и том же. Просто в разных стилях. Не знаю, что получилось.

Сегодня 30 мая 2007 года. Великий для нашей семьи день. Дочке исполнилось 20 лет.
Настюшка, драгоценный мой ребенок, будь счастлива! Мы с мамой тебя очень-очень любим! И бабушки с дедушкой тоже любят.

Почти двадцать лет работаю редактором. Получаю десятки писем.
Очень часто пишут примерно так:
«Здравствуйте, Евгений! Разрешите предложить Вам для публикации мои стихи.
С уважением, Иван Петрович Иванов».
То есть обращаются к незнакомому человеку по имени, а представляются по имени-отчеству. Как-то это, по-моему, странно. Люди что-то хотят, а про элементарную вежливость забывают.

В Москве дикая жара. Плюс 36. В метро ездить страшно. Вчера ехал — метро встало. Дышать нечем, люди прижаты друг к другу. Стали расстегивать сорочки, нервничать. Волна нешуточного страха покатилась по вагону. Стресс. Хорошо, остановка была всего несколько минут. Не дай Бог, надолго.
Я сегодня на работу поехал на электричке.

Мои сверстники в детстве хотели быть космонавтами, летчиками, хоккеистами.
Я хотел быть продавцом мороженого, директором магазина, расклейщиком афиш, акробатом в цирке.
Как ни странно, отчасти мои детские мечты сбылись.
Магазин (хоть и в Интернете) у меня есть, про афиши (плакаты) я написал огромную книгу, в цирке работал.
Правда, продавцом мороженого я не стал. Но зато был хоккеистом, даже чемпионом Москвы.

Мама меня четко учила в детстве:
— В метро с мороженым нельзя.
Вот я и не хожу.
А многие ходят.

Еще мама учила правильно говорить и по-русски, и по-немецки.
Если я говорил «ихний», меня наказывали суровым взглядом.

В наш кусковский двор нередко приезжали шарманщики и барахольщики.
Шарманщики играли — им мама давала какие-то медяки.
А барахольщики продавали игрушки: мячики, обезьянок на резинке.
Денег не было — мама им отдавала вещи.
…Однажды она отдала свою прекрасную шаль.
Чтобы у нас были игрушки.

Мамину шаль я любил больше любых игрушек.
Я ее почему-то называл «мога».
Мне было года полтора.

Какое было мороженое в детстве?
Самое роскошное — за 28 копеек, с орехами. Такое черное, с пупырышками!
Очень вкусное — стаканчик с розочкой, за 19 копеек.
Роскошный пломбир за 48 копеек в картонной упаковке. Там была прокладочка. Там мы сначала с братом облизывали эту прокладочку, а потом уже делили мороженое пополам — ножом разрезали.
Еще были пломбиры по 9, 13 копеек, крем-брюле за15 копеек.
И фруктовые стаканчики по 7 копеек.
Самое немыслимое лакомство той поры — торт-мороженое. Я его ел один раз в жизни!
Во взрослом возрасте покупал много тортов-мороженых. Все не то.

В Москве тогда везде стояли аппараты с газированной водой. За три копейки — с сиропом, за копеечку — обычная газировка.
Мама нам из-за гигиенических соображений запрещала пить из автоматов, но мы все равно пили. Правда, стакан я мыл, конечно, очень активно.
Когда проходила Олимпиада-80, мама строго-настрого запретила пить газировку из автомата. Как только не стращала. В общем, выпьешь — козленочком станешь, рожки вырастут. Но я один раз все-таки выпил. Было жарко — и не удержался. Потом проговорился об этом дома. Досталось мне по первое число. Козленочком я, конечно, не стал, а вот рожки потом, много лет спустя, все-таки выросли.
Мама оказалась, как всегда, права.

Однажды мы поехали с мамой и братом в деревню.
Там мама рассказала нам такую историю, которая меня потрясла.
— Жил-был нехороший мальчик. Он не любил животных. И однажды ногой ударил черную кошку. Кошка захромала.
А в деревне жила старуха-колдунья. И вот однажды идет мальчик, а навстречу ему эта старуха-колдунья и хромает. И она погрозила мальчику кулаком…
Этот рассказ мне так запал в душу, что я животных, конечно, никогда не обижал.

В Кускове был замечательный кинотеатр «Старый гай». Пойти туда была высшим мальчишеским наслаждением.
Однажды мы договорились, что пойдем туда с братом и двоюродной сестрой.
А я днем заснул. Они пошли без меня…
Это был тяжелый моральный удар.

В восьмом классе я вдруг ощутил себя очень одиноким. С друзьями поссорился, из спорта ушел.
Москва меня спасала. Я уезжал из нашего спального Выхина в центр и гулял по старинным переулкам.

Кто-то различает талантливых писателей и графоманов. Это неправильно. Графоманство — составная часть писательского дара. Если человек не любит писать, если это для него не единственная форма существования, он вряд ли создаст что-то путное. Но может создать и много чепухи.

Мои размышлизмы о служении поэзии и национальном вопросе вызвали некоторый резонанс. Мне звонили, писали. С согласия респондентов цитирую их письма.

Вот что пишет Юрий Милорава.

«Это продолжение списка:
Павловский(еврей) — хозяин «Журнального зала»
Марковский (еврей) — «Крещатик»
Казакова (еврейка) — Союз писателей Москвы.
Глезер (еврей) — альманах «Стрелец»
Грицанчук (украинец) — культуртрегер, цикл лекций в Центре русского зарубежья, конференция по Хлебникову и др.
Цисельчук (украинец) — МОЛ
Залещук (украинец) — «Дружба народов»
Ткаченко (украинец) — ПЕН-центр
Джангиров (армянин) — «Антология русского верлибра»»

А это точка зрения Сергея Бирюкова.

«Дорогой Женя, прочитал твои заметки о национальном аспекте в русской поэзии.
Социологически картинка все-таки неполная, поскольку не весь журнальный спектр задействован: я, например, не знаю национальностей завотделами поэзии в «Знамени», «Москве», «Нашем современнике», «Сибирских огнях», «Урале», в журналах «Кубань», «Дон», «Подъем» и т.д и т.д. (нет списка журналов под рукой). Это — с одной стороны. С другой стороны — «чистый» поляк Борис Томашевский считал себя русским, поскольку он живет в России, пишет на русском языке и занимается русской литературой. И недоумевал по поводу того, что некоторые русские филологи еврейского происхождения пишут в анкетах национальность «еврей». Не помню сейчас, кого он имел в виду персонально. Но действительно вопрос, какие евреи Б. Эйхенбаум, Ю. Тынянов, В. Шкловский, В. Жирмунский, Лидия Гинзбург, Борис Бухштаб... То есть русская формальная школа и ее последователи... На могильной плите Романа Якобсона в Америке написано «Русский филолог Роман Якобсон». Наверно то же самое мы можем сказать о тех, кого ты называешь в своих заметках. Между прочим, это даже не российская специфика, можно привести много примеров из французской, немецкой, польской истории искусств.
Можно высказать такое предположение: формирование в определенном языке и определенной культуре позволяет говорить о национальности по языку и культуре.
Причем, что особенно занятно, поскольку язык и культура совсем неодинаковы, скажем, на Дону и на Верхней Волге, то тут возникают вопросы уже на уровне коренных поселенцев!
Так что вольно или невольно, но ты навел на размышлизмы...»

…Мой вывод таков: русские — великие хитрецы. Все нации мира работают на русскую культуру.
Наш язык — наша великая империя.

Это откликнулся на строчки моего Дневника Александр Моцар, вспомнив про Ф.М. Достоевского.

«Евгений Викторович, рад приветствовать Вас.
Посмотрел записи в вашем дневнике, заинтересовала заметка Ельцин.
Ваша запись перекликается с Дневником Достоевского.
Вот прямая цитата из его дневника:

"... по внутреннему убеждению моему, самому полному и непреодолимому — не будет у России, и никогда еще не было, таких ненавистников, завистников, клеветников и даже явных врагов, как все эти славянские племена, чуть только их Россия освободит, а Европа согласится признать их освобожденными!

И пусть не возражают мне, не оспаривают, не кричат на меня, что я преувеличиваю и что я ненавистник славян! Я, напротив, очень люблю славян, но я и защищаться не буду, потому что знаю, что всё точно так именно сбудется, как я говорю, и не по низкому, неблагодарному, будто бы, характеру славян, совсем нет, — у них характер в этом смысле как у всех, — а именно потому, что такие вещи на свете иначе и происходить не могут.

<...> Начнут же они, по освобождении, свою новую жизнь, повторяю, именно с того, что выпросят себе у Европы, у Англии и Германии, например, ручательство и покровительство их свободе, и хоть в концерте европейских держав будет и Россия, но они именно в защиту от России это и сделают.

Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себе и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта, а не вмешайся Европа, так Россия <...> проглотила бы их тотчас же, "имея в виду расширение границ и основание великой Всеславянской империи на порабощении славян жадному, хитрому и варварскому великорусскому племени".

<...> Может быть, целое столетие, или еще более, они будут беспрерывно трепетать за свою свободу и бояться властолюбия России; они будут заискивать перед европейскими государствами, будут клеветать на Россию, сплетничать на нее и интриговать против нее.

О, я не говорю про отдельные лица: будут такие, которые поймут, что значила, значит и будет значить Россия для них всегда. <...> Но люди эти, особенно вначале, явятся в таком жалком меньшинстве, что будут подвергаться насмешкам, ненависти и даже политическому гонению.

Особенно приятно будет для освобожденных славян высказывать и трубить на весь свет, что они племена образованные, способные к самой высшей европейской культуре, тогда как Россия — страна варварская, мрачный северный колосс, даже не чистой славянской крови, гонитель и ненавистник европейской цивилизации.

России надо серьезно приготовиться к тому, что все эти освобожденные славяне с упоением ринутся в Европу, до потери личности своей заразятся европейскими формами, политическими и социальными, и таким образом должны будут пережить целый и длинный период европеизма прежде, чем постигнуть хоть что-нибудь в своем славянском значении и в своем особом славянском призвании в среде человечества.

Между собой эти землицы будут вечно ссориться, вечно друг другу завидовать и друг против друга интриговать. Разумеется, в минуту какой-нибудь серьезной беды они все непременно обратятся к России за помощью. Как ни будут они ненавистничать, сплетничать и клеветать на нас Европе, заигрывая с нею и уверяя ее в любви, но чувствовать-то они всегда будут инстинктивно (конечно, в минуту беды, а не раньше), что Европа естественный враг их единству, была им и всегда останется, а что если они существуют на свете, то, конечно, потому, что стоит огромный магнит — Россия, которая, неодолимо притягивая их всех к себе, тем сдерживает их целость и единство.

Будут даже и такие минуты, когда они будут в состоянии почти уже сознательно согласиться, что не будь России, великого восточного центра и великой влекущей силы, то единство их мигом бы развалилось, рассеялось в клочки и даже так, что самая национальность их исчезла бы в европейском океане».
Что сказать? Федор Михайлович — гений и пророк. Это известно.

Заходил в гости один поэт, мой хороший товарищ.
— Ты не смейся над тем, что я сейчас тебе скажу, — начал он.
Я притих.
— Я венценосных кровей, я наследник русского престола!
— А почему ты так решил? — робко полюбопытствовал я.
— Я с детства интересовался родословной царей, знал их всех по именам.
— Ты знаешь, — попытался утешить я приятеля, — видимо, недаром Ганди говорил, что все люди братья. Сейчас доказано, что это не метафора.
Такой поворот событий моего товарища не устраивал, согласно моей (точнее, Ганди) логике, наследником престола мог быть любой…
— Ладно, — махнул рукой мой товарищ, не найдя у меня понимания, — давай лучше поговорим о бабах.

Женщины на юге. Телеса наружу, все открыто. И никакой эротики. Потому что нет тайны.

Еду в метро. Смотрю на женщин. Они стоят совсем рядом со мной. Я думаю о том, как хорошо было бы…
Интересно, о чем думают женщины?

Я имел отношения с одной симпатичной молодой девушкой. Фигура изумительная, лицо богини. Начинаем говорить — молчание, просто катастрофа. На любые мои длинные писательские фразы девушка отвечала предельно лаконично — только «да» или «нет». Я недоумевал, а женатые друзья мне завидовали.
Я уже начал привыкать к ней, как произошло нечто. Эта девушка (она была из другого города) встретила на улице компанию своих земляков — девушек и ребят. Они трепались без остановки часа два. Я стоял и слушал, наблюдая за их счастливыми лицами. Моя подруга говорила, говорила, говорила. И тогда я понял: мы просто с ней совершенно чужие люди. Поэтому нам не о чем говорить. И мы расстались.

Академик Лихачев сказал: «Смысл жизни — экспансия».
Евреи захватывают СМИ и банки.
Русские — земли.
И тот, и другой путь правильный. Правда, русские захватили столько ненужной земли, на которой и жить-то нельзя. Что теперь с ней делать — не знают.
А на хороших российских землях русских все меньше и меньше.
В Сочи — более 50% армян.

Одна влиятельная издательница говорит мне:
— Все связывают твое имя с Кедровым. Зачем ты его все время пропагандируешь и раздражаешь литературное сообщество? Не пора ли тебе измениться?
— Пусть лучше изменится литературное сообщество.

Меня изумляет одна вещь: почему так много людей верит в воскрешение Христа? Ведь для того, чтобы в это верить, нужно быть поэтом.
Все православные — поэты?
Религия — такая красивая, такая сказочная, такая интимная институция. Мне она чудесным образом понятна. Но почему она понятна другим?

Только сейчас начинаю понимать, какой это великий подвиг быть родителями!
Мои родители — настоящие герои. Воспитали одни, без чьей-либо помощи, двух сыновей.
Ни бабушки, ни дедушки им не помогали, денег не хватало.
Все, что имели, отдавали нам. Учили математике, русскому, иностранным языкам, музыке, защищали, кормили, одевали. Ничего не требуя взамен.
Моя жена Наташа воспитывала нашу дочку Настюшку без меня. Когда Насте было 5 лет, они уехали в Германию.
Наташа — великий человек. Вырастила дочку и мне давала возможность проявить свои отцовские качества. Но что я мог (могу)? Я мог только развлекать и баловать Настю, когда ее видел, и, конечно, помогать материально. Больше ничего особенно я не делал. Наташа все взвалила на себя.

Жили-были муж и жена. Они жили вместе очень много лет, вырастили ребенка.
Когда-то они были пылкими любовниками, а сейчас уже не воспринимали друг друга как мужчину и женщину.
После тяжелого трудового дня они ложились в кровать, обнимали друг друга и, счастливые, засыпали.
В выходные они валялись по утрам на кровати, и это было для обоих самым большим удовольствием.
Он заботился о ней. И стал для нее отцом.
Она заботилась о нем. И стала для него мамой.

26 лет назад я закончил московскую школу № 456.
Каждый год хожу на встречи выпускников.
Обычно из нашего класса приходит 5-6 человек, иногда меньше, иногда вообще никто не приходит.
Я прихожу постоянно — что-то меня тянет.
В этот раз не пришел никто.
Я стоял в сторонке, уже собирался домой. Но тут ко мне подошел солидный, импозантный мужчина, на вид ему было лет пятьдесят.
— Скажите, а Вы не 1981 года выпуска?
— Нет, я 1986 года, — почему-то ответил я.
(Видимо, я перепутал с годом окончания института.)
— Ну извините, а то я смотрю — лицо знакомое.
Тут до меня дошло, что я перепутал.
— Точно, я 1981 года выпуска. Извините, как-то перепутал…
— Ну, конечно, я же тебя помню, ты ведь учился в «А».
— Нет, я, кажется, в «Б». Это ты в «А».
— Нет-нет, я всю жизнь в «Б». Хотя постой… Точно, ты прав. Мы в «А» учились, а вы в «Б».
Так мы вспоминали долго. Потом смеялись над появившимися признаками старческого маразма.
Этот парень (его фамилия Б-ых) рассказал мне о ребятах из своего класса, я рассказа о наших.
Из восьмерых юношей нашего «Б» уже трое в лучшем из миров.

Он всю жизнь писал сам и писал за кого-то. Сочинял речи для своих начальников, статьи от имени своих начальников. Потом его повысили, и он стал редактировать других спичрайтеров, у него появился целый штат, а потом и собственная фирма.
Он каждое утро брился, принимал душ, гладил рубашку и ехал на работу. Садился за стол и делал одно и то же двадцать лет подряд.
А сегодня было очень жарко. Он постелил на полу курточку, лег и попытался заснуть. Ему было жалко самого себя. Он поймал себя на том, что ему приятно это сладостное чувство — жалеть самого себя. Но предавался приятным чувствам он недолго, через пять минут зазвонили телефоны… Клиенты опять хотели каких-то текстов.

Началось с того, что стены в нашем издательстве начали трястись, а с потолка посыпалась побелка. Наверху кто-то явно жил и жил очень активно.
— Что же это такое? — нервно спрашивала моя помощница Анечка. — Я боюсь.
— Да, ерунда! — успокаивал я. — Там, наверху, наверное, рабочие что-то ремонтируют.
— Это не рабочие, это какие-то слоны. Почему они так топают?
Звуки не прекращались.
Наконец, ситуация прояснилась.
— Евгений Викторович, Евгений Викторович, спасите! — закричала Анечка.
Я выбежал к ней из своего кабинета. Маленький голубок сидел на офисных стеллажах.
Оказывается, он провалился к нам с чердака, где его родители свили себе гнездо. Мать полетела за ним — спасать. Это она летала и билась об стены чердака, пытаясь объяснить нерадивому сыну, как вылететь назад, домой. Но сын ничего не понимал, видимо, у него был стресс.
— Кенни, Кенни, — стала зазывать его странным именем Анечка.
Кенни закурлыкал. Аня накрошила голубку крошек, он слетел на ее стол и стал клевать. А, подкрепившись, опять улетел на стеллажи.
Голубь, видимо, был специально обученный — не зря он все-таки прилетел в издательство.
Наступил вечер.
Мы решили открыть окно и уйти.
— Он сам улетит, — сказал я.
Наутро голубя на стеллажах мы не обнаружили.
— Кенни улетел, — сказала Анечка, — даже жалко. Я к нему привыкла.
Но тут стены опять задрожали — уже внизу.
Оказалось, что невезучий Кенни каким-то непостижимым образом провалился (через чердак) еще ниже, в простенок.
Мы вызвали офисных служащих. Прибежало семь человек. Вскрыли стену. Вытащили птенца и отпустили на волю.
Ура!
Он потом прилетел и сказал нам всем «спасибо».

Кем будет после 2008 года Путин? Все гадают. Премьером, председателем КС, президентом России и Белоруссии, руководителем Газпрома? Мне кажется, Путин сам уже ничего не хочет. Деньжата есть, языки он знает, дочки учатся, жизнь удалась. А тут опять какие-то выборы. Россия с ее вечными дикими проблемами.
Помню, показывали Путина по телевизору, как он пил пивко в какой-то немецкой пивной. На лице счастье. Аж похлопал себя по животику. Хорошо!
Но уйти ему, конечно, не дадут. Как бы он ни старался.

Касьянов выступает на «Эхо Москвы». Ругает власть, которая разгоняет «Марш несогласных», возмущается.
Про свои «дачные» подвиги, разумеется, молчит.
Понятно.
Но вдруг Касьянов говорит о том, что его партия договорилась с лимоновцами, что те не будут применять в борьбе экстремистские методы.
Тогда все еще более понятно.
Образумил г-н Касьянов Эдичку. Разрулил ситуацию. Способный молодой человек, как говорил о нем Ельцин.
Касьянов — человек т а к о й номенклатуры, из которой не уйти никогда. И если он в оппозиции, значит, на эту должность его назначили в Кремле.

Эдуард Лимонов — весьма средний поэт и очень талантливый прозаик. Он пишет, как Артур Хейли, социографические книги. То есть, Лимонов — автор, у которого нет воображения. Фактически он журналист. Он пишет только о том, что знает. Именно поэтому Лимонов прошел через множество войн, эмиграций, тюрем. Он с а м этого хотел. То, что для других смерть, для Лимонова манна небесная.
Уверен, что никакая партия его не интересует. Он писатель. Его цель — писать книги. Хорошие книги. Он их и пишет. Они продаются во всех магазинах.
Все это замечательно. Мне только жаль его адептов, которые всерьез воспринимают Эдуарда Вениаминовича как политика. Идут за него, образно говоря, на амбразуру, томятся в застенках.

Мне было 23 года. Я встречался с Борисом Ельциным.
Он жаловался мне, студенту, что КГБ хочет его убить. Рассказывал, к а к секретные агенты хотят это сделать.
Я смотрел на него и не знал, что ответить. Помочь ему я не мог.
То, что я сейчас пишу не бред сумасшедшего. Встреча происходила в Госстрое СССР в 1987 году в присутствии одной женщины.
И вот Ельцин умер.
О покойниках — либо хорошо, либо ничего. Но Ельцин первый президент страны, историческая фигура, его неизбежно будут обсуждать, и, конечно, осуждать.
Кем же был Ельцин для России?
Чубайс пишет в какой-то газете о том, что Ельцин сделал для нашей страны очень много, так же много, как Петр Первый.
Я с этим согласен.
Весь вопрос в том, ч т о Анатолий Борисович подразумевает под словосочетанием «наша страна»? Может быть, Германию? Или США? Или Китай? Я не знаю. Но думаю, что не Россию.
Правитель, на мой взгляд, должен оцениваться по двум параметрам: 1. Как при нем живет народ? 2. Как изменяются при его правлении границы?
Народ при Ельцине стал вымирать, смертность превысила рождаемость, а границы сократились очень значительно.
Так что, конечно, правитель Ельцин был очень плохой. Но судить его слишком строго нельзя. Он всего лишь способствовал чужой воле.
И Западу, и Востоку нужны были новые рынки сбыта, новые сырьевые ресурсы.
Была сделана ставка на алкогольно-зависимого, очень властного человека, который не ведал что творил.
Мы проиграли идеологическую войну. И получили то, что получили.
А что получил Ельцин?
Да не так и много. Ну есть у него эти дачи, счета в западных банках, виллы у членов семьи. Так это ерунда по сравнению с тем, что он разбазарил.
Кстати, и то, что ему дали, отберут, если, конечно, Путин не уйдет.
Мне могут возразить — но ведь Ельцин многим народам дал свободу?
Кому? Какую свободу?
Нет никакой свободы. Откуда ушли мы, туда быстро пришли американцы. И возник однополярный мир. Страна, которая была противовесом Штатам, исчезла. А где нет противовеса, возникает вседозволенность, какими бы красивыми словами она не называлась.
Теперь долбают и Россию. Цель проста. Она известна с давних времен. Разделяй и властвуй.

На «Эхе Москвы» работают, на мой взгляд, не журналисты, а идеологические работники. Они не просто информируют население, а настраивают его на определенный лад.
Это очень мощные идеологические работники.
Такие целеустремленные женщины, как Евгения Альбац и Юлия Латынина, например, имеют четкую и нескрываемую позицию, они борются с действующим режимом. Они его не любят. И, нужно сказать, они мастерски формируют общественное мнение, если учесть, что все другие радиостанции просто невозможно слушать — там, как правило, только оглушающая тупая музычка и минимум информации.
Кремль противопоставил «Эху» Михаила Леонтьева. Но он двух слов связать не может, матерится в эфире и всех подряд оскорбляет. Так диспуты не выигрывают.
Идет идеологическая война. Альбац и Латынина — противники режима. Леонтьев — апологет режима. Выигрывают с явным преимуществом Альбац и Латынина. Они свой хлеб едят не даром.

Пушкин был гений. Пушкин был графоман. Как ни странно, это возможно.
80% Пушкин написал рифмованной чепухи. И создал множество шедевров.
Пушкину приходилось трудно. Ему не с кем было конкурировать. Только с самим собой. То есть, существовало как бы несколько Пушкиных. Поэт сам для себя создавал фон, среду. Он был, точно США, сверхдержавой. Сверхдержавой поэзии. И Дельвиг, и Кюхельбекер, и даже Баратынский писали слабее. Значительно слабее.
...Я постоянно читаю Пушкина. У меня в нем потребность. А Баратынского читаю редко.

Шестидесятилетний неплохой поэт П. заказал в моем издательстве первую книгу своих стихов.
Мы сверстали. Он забраковал.
Мы еще раз сверстали. Он опять забраковал.
Мы сверстали в третий раз. Он в третий раз забраковал.
Я понял: он не хочет, чтобы его книга была издана. Он убежден, что он гений. Непризнанный гений. А когда стихи будут изданы, их прочитают и вынесут вердикт. Окажется, что он не гений. А просто неплохой поэт, каких тысячи. С этим поэт П. смириться не может. И понять его можно.

После защиты диссертации в МГУ сидел на банкете рядом с великими стариками —Евгением Павловичем Прохоровым, Борисом Ивановичем Есиным. Элеонора Анатольевна Лазаревич тоже рюмку выпила.
Я учился по их книгах, по их учебникам. Никогда не думал, что буду защищаться у таких могучих профессоров.
Разговаривали на бытовые темы. Запомнил такую фразу Элеоноры Анатольевны: «До тех пор пока родители живы, все люди — дети!»
Это правда.

Есенин, не помню где, писал о том, что русской поэзией интересуются две-три еврейки.
Это он писал в начале 20 века.
Что сейчас?
Русской поэзии по-прежнему служат в основном люди не коренной национальности.
Алехин («Арион») — еврей.
Даен («Членский журнал») — еврей.
Бальмина («Членский журнал») — еврейка.
Грицман («Интерпоэзия») — еврей.
Кублановский («Новый мир») — еврей.
Кедров («Журнал поэтов») — еврей.
Кузьмин («Воздух») — еврей.
Милорава («Дети Ра») — еврей.
Очеретянский («Черновик») — еврей.
Бунимович («Биеннале поэтов») — еврей.
Замшев («Русский колокол») — еврей.
Осепян («Меценат и мир») — армянин.

Это все основные, наиболее значительные издатели и пропагандисты поэзии. Некоторые из них полукровки, некоторые квартероны. Это не важно.
Мне скажут, ты преувеличиваешь, а Бирюков, а Филатов, а Ковальджи, а Евтушенко…
Отвечаю.
Бирюков по отцу поляк. Филатов по маме армянин, Ковальджи по отцу болгарин, а по маме тоже армянин, Евтушенко по отцу (А. Гангнусу) — латыш.
Где же русские? Почему евреи, армяне… столь активно заботятся о русской поэзии, а великороссы нет? Я не говорю сейчас за всех. Я говорю о красноречивой, на мой взгляд, тенденции.
С чем это связано?
Интересно, а как в других странах?
Кстати, когда Есенину Троцкий предложил журнал, он отказался.

Леша Даен поздравил меня с защитой диссертации. Спасибо.

жил-был министр поэзии
издавал книги и журналы
проводил фестивали
ему помогала министр финансов товарищ элана
и заместители министра поэзии товарищ романюк и товарищ милорава
оппозиционные партии долбали министра поэзии
называли его лжеминистром и подлецом
министр не возражал
он был министром-пацифистом
или пофигистом
когда ему было плохо
он шел на прием к председателю земного шара
председатель его всегда поддерживал

шел по подземному переходу в районе Пушкинской навстречу Мария Васильевна Розанова и Ефим Бершин
я внутренне с ними поздоровался
они меня конечно не узнали

яблоня умирает на моих дачных болотных шеcти сотках
и мне тяжело

Защитил диссертацию. Приехал на дачу. Хвастаюсь своим замечательным пожилым соседям:
— Вот защитился. Теперь в докторантуру поступаю. Буду на доктора учиться.
Соседка:
— Ой, Женя, молодец, учись-учись на доктора, мы будем к тебе ходить лечиться.

Защитил диссертацию. Дал об этом сообщение на сайте. Поздравили пять человек. Виталий Амурский (Париж), Сергей Бирюков (Галле), Ильдар Харисов (Берлин), Павел Байков (Санкт-Петербург), Владимир Монахов (Братск). Спасибо.
На радостях напился. Сам всем звонил и хвастался.
Потом было дико противно и стыдно.

Заходил в редакцию поэт Виктор Санчук. Рассказал, что теперь живет в Америке, работает водителем.
— Мне очень нравится. Надо было раньше этим делом заниматься. Сейчас бы я был уже завгаром.
И улыбается. Улыбка ослепительная, американская.

Итак, итоги. За 7 лет я родил 35 Детей Ра, 15 футурумов, 6 зинзиверов и 1 альманах «Другие» (про книги не говорю).
Кроме Эланы не помогает никто. НИКТО! Помощи от государства ждать глупо. Государству нужны рабочие, чтобы они качали нефть и делали военную технику, и задурманенный электорат, который голосует, как надо. Поэзия государству не нужна. И никогда не была нужна.
Что касается так называемого литературного сообщества, то оно знает только два слова: «Дай!» и «Напечатай!» Какой ценой это дается, никто знать не хочет. Литературное сообщество, как и вся страна, развращено и суицидально. Оно не понимает, что скоро печататься будет вовсе негде. 1 раз в год в Черновике (200 экз.), 1 раз в год в По (100 экз), изредка в Арионе и Воздухе, никогда в Знамени и никогда в Новом мире. Но никто палец и палец не ударит, чтобы поддержать журнал, который вывел десятки людей из глубочайшего и вечного андеграунда в журнально-зальный мейнстрим.
Помню, попросил одного автора, огромная поэма которого шла в номере Футурума, проплатить хотя бы бумагу. Он ответил гениально: «Старик, денег нет. Уезжаю на отдых в Италию».
Попросил о помощи небедную поэтессу Х. Она отказала. На следующий день звонит: «Ты составляешь московский номер. Сколько приносить стихов?» Милые, милые люди — они озабоченны только одним: собственными успехами. От К.К. до самого последнего графомана все кричат о своем величии. Ну сколько можно, хоть бы что-то новенькое придумали.
Это все, конечно, мелочи. Проблема только в том, что силы одного человека не бесконечны. Поэтому что будет завтра — я не знаю. Я хочу сейчас заниматься больше литературоведением, чем издательской практикой. По сути, все, что я хотел издать, я издал. Видимо, буду поступать в докторантуру на теорию литературы.

Читаю Шкловского. Вечно читаю Шкловского. Он — Есенин в литературоведении. Открыт, доступен. Ни Якобсона, ни Эйхенбаума не читаю с таким восторгом.

Нам по 8 лет. Сережка Ш., паренек на 5 лет старше, собирает футбольную команду. Я отказываюсь. Не хочу играть в его команде.
И тут он делает такой ход. Всем ребятам на майках рисует нитрокраской номера. Как у настоящих футболистов.
Я завидую. Но в его команду все равно не иду.

Мне 15 лет. Я занимаюсь боксом. Взял с тренировки перчатки домой. Устраивал спарринги со старшими ребятами. Никто меня не одолел.

Еда в детстве — особый разговор.
Мама нам оставляла с братом на день бадейку замечательного киселя. Я нажимал на него с белым хлебом. Вкуснота!
Делала замечательные сырники, сладкие пирожки.
Оставляла нам деньги на квас. Мы покупали бидон и еще трехлитровую банку.
Суп из горбуши (в консервной банке) мы называли красный. Очень его любили.
Еще мама делала замечательные бутерброды. Белый хлеб, масло и песочек сверху.
Осенью я собирал яблоки во дворе. И мама варила компот.
А меня называла «добытчик».
Однажды мы с мамой и братом поехали на кораблике по Москва-реке. Мама сказала:
— Покупайте язычков и кексов, сколько хотите!
Я съел, по-моему, 30 язычков.

В кусковском пруду мы однажды с ребятами поймали сеткой много маленьких карасиков. И выпустили в наш маленький прудик, во дворе.
Надеялись, что они вырастут.

Сергей Доренко выступает по «Эхо Москвы»:
«Русская интеллигенция может только жрать и срать…»

Дмитрий Быков пишет в «Труде-7», № 26-т/6 (25198-т) от 15 — 21 февраля 2007 г.:
«Нет у нас ничего, кроме нефти и гордости».

Как на это реагировать? Возмущаться, вступать в полемику, бросать перчатку в лицо? По-моему, нужно понимать: это провокация. Доренко, видимо, все делает для того, чтобы «Эхо», единственную оппозиционную радиостанцию, закрыли. Засланный казачок. А Быков… Помню, Диму по журналу «Столица», где мы работали вместе несколько лет. Талантливый человек, но зачем он пишет такую чушь?

Нет ничего интереснее стихотворной почты. Иной раз присылают очень откровенные и душераздирающие сочинения.
Бригадир слесарей Андрей Сухотин из Сыктывкара прислал такие пронзительные стихи. Не могу их не напечатать, хотя сразу предупреждаю детям их лучше не читать.

Раньше он занимал большой ответственный пост. Фактически руководил целой отраслью.
Но — возраст. Ушел на пенсию. Ушел сам, не стал дожидаться пока попросят.
Он привык что-то создавать, руководить людьми…
Руководить стало некем.
Он уехал на дачу и стал мастерить мебель — столы, табуретки, шкафы. Потом дарил сыну (43 года) и внуку (24 года). Когда приезжал с дачи — пек пироги и делал… халву. И опять отдавал сыну и внуку.
Заболела жена. И надолго слегла в больницу. Он стал ездить к ней каждый день. Ухаживал, привозил гостинцы, а потом возвращался домой и пек пироги и делал… халву.
И опять отдавал их сыну и внуку.

Чиновника лишили машины. Вот как-то так получилось. Лишили и все. А водителя его вообще уволили.
Чиновник привык к машине. Он на ней ездил много лет. И вот пришлось добираться на работу своим ходом. Он встал пораньше. Пошел по бульвару к метро. Молодая мама вела сынишку, видимо, в детский садик. Мальчик был тепло и любовно укутан, мать что-то ему говорила.
Возле входа в метро была длинная очередь. Оказалось, что за билетами. Рядом с толпой ловкий малый, одетый как спортсмен, продавал билеты с рук. У него многие охотно покупали.
С третьей попытки чиновник втиснулся в вагон, его сжали с разных сторон, а какая-то красивая девушка прижалась к нему роскошным бюстом.
Чиновник растерялся, покраснел, а потом улыбнулся.
Не все так безнадежно на этом свете.

Мой друг, грузинский поэт Лаша К. приехал из Тбилиси. Позвонил:
— Евгений, срочно приезжай ко мне в гостиницу. Я не один. Хочу тебя познакомить с сестрой. Она, ах, какая красавица, персик, балерина, вылитая Алла Пугачева!

Поэтесса Марина К. рассказала:
— Константин Симонов переводил Киплинга. И нашел в неопубликованных стихах такую строку — «Жди меня — я не вернусь…»
Жди меня — я не вернусь. Это гениально.
Жди меня — и я вернусь. Это хорошо.

Позвонила милая, интеллигентная девушка:
— Евгений Викторович, ваш телефон нам дала Ольга Ивановна Башкирцева. Мы ей делали бесплатную химчистку ковра. И вот она теперь вас порекомендовала. Хотите, мы и вам коврик почистим?
— А точно бесплатно, не «надуете»?
— Точно, точно.
— А что от меня за это?
— Вы нам потом кого-то еще порекомендуете, у нас идет рекламная акция новых американских пылесосов.
На следующий день приехали два человека. Оба в костюмах, при галстуках, солидные люди.
Начали рекламировать свой пылесос. Рассказывали час.
Пылесос, по их словам, оказался волшебный. Он может:
— Делать химчистку;
— прочищать засоры в канализации;
— чистить гараж и автомобиль и т.д. и т.п.
В общем, только шашлыки не жарит…
Рассказывали они, рассказывали. А я молча слушал, иногда из вежливости поддакивал.
Потом один из продавцов не выдержал:
— Вам понравился агрегат? Купите! Всего 115 тысяч рублей.
— Ну, я должен подумать, у меня и денег таких дома нет.
— А мы вам сейчас такое покажем, что вы сразу купите.
И начали пылесосить мой матрац.
Пропылесосили — говорят:
— Видите, сколько грязи. Но это не пыль. Это клещи. Они в матрацах живут. Если не пылесосить — клещи размножаются и вы можете получить, такие болезни, как аллергия, невроз, бронхит…
Парень еще перечислял минут пять…
Я взмолился:
— Послушайте, это же запрещенные методы торговли. Вы давите на мою психику. В Америке бы на вас за это в суд подали.
— Мы, слава Богу, не в Америке, — сказал продавец. — И потом я говорю чистую правду: — Если не пылесосить матрац нашим пылесосом, то развиваются такие болезни, как аллергия, невроз, бронхит…
В общем, не купил я пылесос. Продавцы ушли. Про коврик, который они хотели почистить, забыли.

Зашла поэтесса Ирина К. Жалуется:
— Что за страна! Что за страна! Никакого комфорта. Великий поэт вынужден писать (ударение на первом слоге) за углом дома
— Это какой поэт?
— Я.

16 января был на вечере журнала «Знамя». Вручали премии лауреатам за 2006 год. Собрался бомонд — Василий Аксенов, Мариэтта Чудакова, Андрей Василевский, Александр Архангельский, Сергей Караганов, Евгений Сидоров, Сергей Филатов и т.д.
Перед началом вечера поблагодарил Сергея Ивановича Чупринина и Наталью Борисовну Иванову за то, что «Знамя» проголосовало за вступление журнала «Дети в Ра» в Журнальный зал.
Сергей Иванович и Наталья Борисовна поздравили. Потом обсуждали мои мемуары о Татьяне Александровне Бек, напечатанные в «Экслибрисе».
Наталью Борисовну я не видел 20 лет. Она ничуть не изменилась. Доброжелательная, открытая, с чувством юмора… Выглядит превосходно. Ровно двадцать лет, в 1987 году, я приходил в «Дружбу народов», где она тогда работала в отделе поэзии вместе с Татьяной Александровной Бек, вычитывать гранки своей стихотворной подборки.
Началась церемония вручения... Премию, в частности, получила Елена Шварц. Имя легендарное, можно сказать культовое. Стала читать стихи. Мда… Пиар в России, больше, чем пиар.
Потом выступила другая лауреатка — доктор филологических наук Мариэтта Чудакова. Говорила очень толково, в частности, о том, что богатых надо беречь, что Россия не знает, как реагировать на меценатство и т.д.
— Нужно попросить у богатых деньги, например, на издание «Чукоколы» Чуковского. Они, уверена, дадут. Но просить надо вежливо, а не так: «Ты наворовал, теперь поделись…»
Цитирую по памяти, но смысл передаю точно. Правильные слова.
Выпивали на фуршете с художником и поэтом из Питера Валерой Мишиным и Славой Леном.
Слава не меняется. Вечный подросток. Рассказывал свои постоянные истории про Лимонова, Бродского, Шемякина.
Я говорю:
— Слав, а ходят разговоры, что ты сотрудник КГБ.
Он, смеясь, отвечает:
— Давно об этом говорят. Я даже визитку себе сделал — «генерал КГБ Слава Лен».
Вечер закончился мирно. Умиротворенные писатели разошлись по домам, чтобы писать новые нетленные произведения.

Губернатор одной из областей приезжает в маленький городок. Отчитывает мэра:
— Что у вас за дороги! Кошмар. Повсюду пьяные, улицы грязные, дворников не видно!
Мэр — сконфуженно, но бодро! — отвечает:
— Поняли, поняли, Иван Иваныч, будем работать еще лучше!
(Рассказал писатель Викентий Пухов.)

Я был в Америке пять раз. Жил там довольно долго в разных штатах. Больше, право слово, не собирался. Но тут один из моих американских товарищей-эмигрантов (мы с ним постоянно переписываемся) разбудил ночью:
— Женек, я тебя приглашаю. Уже договорился с крупным бизнесменом и поэтом Марком Х., что он тебе билеты оплатит в обе стороны. Через три дня пришлю по факсу приглашение. 20 сентября я жду тебя в Нью-Йорке, жить будешь у меня.
Я стал собираться, отложил кое-какие, намеченные на сентябрь дела. Однако через три дня приглашения мне никто не прислал. И друг мой исчез. Не писал месяца два. Через два месяца объявился. Опять пишет письма, как будто и не было разговора о приглашении. Интересный человек.

Приехал из Питера замечательный поэт и художник Валера Мишин. Звонит:
— Женя, я так удивлен литературным нравам — все со всеми ругаются, обливают друг друга грязью. Ты, вообще, какой-то конфликтный — не ладишь с Кузьминым, Кузьминским, Очеретянским и т.д.
Отвечаю:
— Вранье, я человек мирный, спокойный, толерантный, первый ни на кого не нападаю.
Валера:
— А ты знаешь, дом Кузьминского в Штатах рекой в разливе смыло. Многие его публикации погибли. В частности, журнал, где ты напечатал его поэму «Девочка из Днепропетровска». Вот он просит меня эти номера достать.
Я:
— Ничего ему не дам. Пусть сначала научится с людьми разговаривать. А то как оскорблять меня, так он первый, а теперь ему, видишь ли, журналы понадобились.
Валера:
— Но ведь он такой персонаж, его уже не изменишь. А ты человек мирный, спокойный, толерантный.
Я:
— Да, ты прав, я мирный, спокойный, толерантный.
Валера:
— Что же мне передать Кузьминскому?
Я:
— Передай ему, чтобы он пошел на хуй.

Звонит мой друг, замечательный провинциальный прозаик Х.
— Ты знаешь, тут на меня опять в прессе «наехали». Обвинили меня в непрофессионализме. Я им ответил, что они сявки, и ничего не понимают. Меня напечатали в «Знамени» — я стал полковником прозы. Напечатали в «Новом мире» — стал генералом. А они сявки, ничего не понимают.

Читаю книгу Кирилла Ковальджи «Обратный отсчет». Давно не получал такого удовольствия. Мудрый человек Кирилл Владимирович.

Заходила поэтесса Аня А. с внуком, очаровательным пятилетним Алешей. У него есть волшебные золотые орешки с золотыми скорлупками. Можно загадывать желания. Мальчуган добрый. Говорит:
— Женя, я даю тебе эти орешки, заказывай быстрее желания.
Я загадал. Хочу, чтобы моя мама Аза Георгиевна Степанова скорее выздоровела и вышла из больницы.

Заходила поэтесса Марина К.
Речь зашла о Евтушенко.
Марина:
— Зачем ты на него нападаешь? Не надо завидовать чужой славе. Этот человек был пятьдесят лет полпредом русской поэзии в мире.
Я спросил:
— А ты думаешь, он был хорошим полпредом?

Евтушенко дает интервью радио «Эхо Москвы», доброжелательной журналистке Ксении Лариной.
Вкрадчивая Ларина задает комплиметарный вопрос (цитирую по памяти):
— Евгений Александрович, а зачем Вы составляете антологии поэтов?
Евтушенко:
— Потому что нет нестоящего поэта без любви к другим поэтам. Настоящий поэт — это, прежде всего, настоящий читатель.
Правильные слова? Конечно, правильные. Но говорить о себе, что ты настоящий поэт… Впрочем, на то он и Евтушенко.

«Эхо Москвы» — единственная передача на радио, которую сейчас интересно слушать.
Хотя нравы там весьма своеобразные.
Ведет передачу Матвей Ганапольский. Его собеседник (не помню, кто) говорит: «Да, и на солнце бывают пятна», намекая на то, что и Матвей не без греха.
Ганапольский отвечает на полном серьезе: «На солнце, может быть, и есть пятна, а на мне нет…»
А вот в эфире главный редактор, в прошлом учитель Алексей Венедиктов.
С ним вступают полемику. Он отвечает оппоненту: «А вы молчите в тряпочку…» И дальше продолжает передачу, как ни в чем не бывало.
Грустно и забавно, когда люди не слышат себя.

Умер Андрей Черкизов. Очень жалко. Это был честный журналист.

В «Экслибрисе» готовилась публикация моим мемуаров о прекрасной Татьяне Александровне Бек.
Накануне позвонила Виктория Шохина.
— Женя, материал идет в номер, у меня к тебе вопрос: «Можешь заменить заголовок? Дело в том, что в «Экслибрисе» с таким заголовком про Таню уже выходила моя статья».
Я, конечно, согласился.
— Вика, нет проблем, придумай заголовок сама.
На следующий день статья вышла. Звоню редактору «Эклибриса» Евгению Лесину. Благодарю:
— Спасибо, все звонят, вспоминают нашу Танечку, вчера даже Вика Шохина звонила…
Лесин:
— Конечно, ты у нее заголовки воруешь… Еще бы она тебе не позвонила, плагиатор…

Павел Крючков на страницах «Нового мира», членом редколлегии которого является, методично, из года в год «долбает» мой бедный журнал «Дети Ра».
Я, в свою очередь, несколько раз подвергал злобной критике политику отдела поэзии «Нового мира».
При этом человеческие отношения с Павлом Михайловичем у нас непридуманно радушные.
Примерно полгода назад сотрудник отдела поэзии Крючков предложил мне составить подборку своих стихов для «Нового мира»:
— Принеси побольше, чтобы можно было выбрать.
Я до сих пор не принес. У меня почти все напечатано.
Когда мы встречаемся, я всегда говорю:
— Паша, наши отношения — образцовые. Мы подвергаем работу друг друга критике, но при этом дружим. Других примеров подобных отношений в нашем литературном процессе я не знаю.
Крючков со мной согласен.
P.S. Кстати интересный факт. Когда решался вопрос — быть или не быть «Детям Ра» в Журнальном зале, главный редактор «Нового мира» Андрей Василевский проголосовал «за». Никогда не знаешь, кто поможет в этой жизни.

Мусульмане не считает Христа сыном Бога.
В балетной среде далеко не все жалуют Майю Плисецкую.
Суперзвезду поэзии Евгения Евтушенко многие считают графоманом.
Кирилл Ковальджи в одной своей книге подверг острой критике прозу нобелевского лауреата Ивана Бунина.
И т.д. И т.п.
Ругают даже великих.
И мне, среднему литератору, жаловаться грех.

Есть вещи, которые уже не сделать никогда. Как не старайся. Как не прыгай выше собственной головы.
С этим надо смириться.

Разговаривал с одним интересным вахтером. Он меня захватил своими рассуждениями.
Я спросил его:
— А что для Вас Бог?
Он ответил:
— Отец. Мой отец.

Семья — это цивилизация.
Семья моих родителей — это своя неповторимая, единственная в своем роде цивилизация.
И семья родителей моей жены — уникальная цивилизация.
И наша семья. С Наташей и Настей.

Был на премии «Дебют». Церемония награждения. Все сделано по законам шоу-бизнеса. Фанфары, музыка, софиты, известные люди, банкет и т.п.
В стилистике, в которой это придумано, сделано все безукоризненно. Мне понравилось. Но, конечно, для нашего поколения это все необычно.

Ездил с группой писателей, художников и Царицинским ТЮЗом в икшинскую колонию для несовершеннолетних. Выступали перед ребятами. Подарил им свои книги. Познакомился с одним тамошним поэтом.
Разговорились. Парень сидит за вооруженный грабеж. Стихи очень добрые.

Заходила в гости Марина Кудимова. Говорили часа три. Мы не виделись 10 лет.

Игорь Алексеев выпустил новую книгу стихов «Трамвай живых». Одно стихотворение из этой книги особенно запало в душу.

Здесь столько нескрываемой боли, столько печали и высоты духа, что, по-моему, это стихотворение останется в русской литературе.

Мне звонит Таня Т.:
— Как прошел фестиваль в Саратове?
— Превосходно. Угощали роскошными раками!
Таня Т.:
— Какой ты, Женька, все-таки приземленный. Был на фестивале поэтов, а говоришь только про еду. Я думала ты приедешь и скажешь: «Ах, какую я девчонку в Саратове закадрил!..»

28 ноября 2006 года. Дал интервью международному французскому радио. Эфир будет 2 или 3 декабря.

Закончил роман «Благодарная песня Джамбула». Отдал на верстку.

В Саратове виделся с поэтом Х., который однажды публично меня оскорбил. В ответ на его оскорбление я сказал, что руки ему больше не подам.
И вот встреча. Поэт Х. протягивает руку. Я отхожу в сторону. Он недоумевает. А недоумевать нечего. За базар надо отвечать. Сказал неумную гадость — извинись. А потом будем решать — мириться или не мириться.

Берлин — самый загадочный город, из всех которые мне удалось посетить. Вроде город, а вместе с тем уютная, добрая деревня. Во дворах бегают зайцы, в парках полно кабанов и лис. Однажды видел цаплю. По Шпрее плавают лебеди. Дачи в центре города — не редкость. Гремит метро, высятся небоскребы и вдруг — маленькая дачка. Газончик, цветочки, барбекю. Есть даже целые дачные поселки. Они там называются «Колонии». Одна из старейших — в Шарлоттенбурге. Это от станции Халемвег — 10 минут езды на автобусе. Маленькие участочки (по 3-5 соток), идеальный порядок и чистота. Аккуратные домики, садики… Свет, канализация…. Цена — примерно 12 тысяч евро. Это дача в центре города! Дом за 30 км. от Берлина с участком в 40 соток можно купить за 60 тысяч евро. Коттедж в самом Берлине (например, в районе Марцан) — за 120 тысяч. Квартиры и того дешевле. Однушку в Западном Берлине легко найти за 22 тысячи. Трехкомнатную в Марцане — за 35 тысяч. Цены для Москвы удивительные. Правда, купить недвижимость могут только граждане Германии.
Быт в Берлине организован феноменально. Квартиры, как правило, с подвалами. Это дополнительная комната размером примерно5-6 метров. Есть также специальная комната для поделок — нож заточить, что-то смастерить.
Транспорт очень удобный. Покупаешь проездной, например, на неделю (двадцать пять евро) и ездишь сколько душе угодно на любом виде транспорта. Контролеров я за неделю не видел ни разу.
Цены на продукты ниже, чем в Москве или такие же. Выбор товаров (и продовольственных, и промышленных) меньше.
Русских очень много. Только в одном Марцане наших 30 тысяч, это примерно десятая часть всего населения района. А всего русских в Берлине примерно сто тысяч.
Литературная жизнь буксует. Журнал фактически один. «Студия». Его издает Александр Лайко, поэт Лианозовской школы. Журнал выходит не часто, примерно раз в год.
Деньги зарабатывать очень трудно. Все ищут работу, а рабочих мест не хватает. Пособия составляют 200-300 евро. Не разгуляешься. В Берлине хорошо на пенсии. И, конечно, с деньгами. Впрочем, с деньгами везде неплохо.

За шесть лет в провинции я нашел жену и друга.
За двадцать лет в Москве — только друга.
Почему я так держусь за Москву?

Группа поэтов-ветеранов решила возродить «День поэзии».
Один из инициаторов говорит:
— Может быть, скоро будет возрождение поэзии?!
Он и не предполагает, что это возрождение давным-давно произошло!

Алексей Алехин на юбилейном вечере «Дня поэзии» стал рекламировать «Арион», как первый в России журнал поэзии.
Геннадий Красников удивился:
— А ведь наш альманах «Поэзия» был по сути журналом. То же выходил четыре раза в год.

Все, что я заработал, я заработал авторучкой. Сочинял статьи, речи, редактировал газеты и журналы. Даже иногда получал гонорары за книги.

— А я умнее тебя! — доказывает один человек другому.
И приводит 100 доказательств. И не подозревает, насколько глуп.

эмиграция в сон
          чужие рукописи
                     книги
                           интернет
                                   дорогу
эмиграция из государства
под названием я сам

Кирилл Ковальджи о каком-то авторе:
— Это полуграфоман.

Разговаривал с Ольгой Татариновой о Кирилле Ковальджи.
Ольга:
— Кирилл — это мудрец!
Это правда. Я даже не знаю, о ком из современных писателей (кроме Искандера) еще можно сказать такое. Эссеистско-дневниковая проза Ковальджи «Обратный отсчет» — одна из самых мудрых книг, которые я когда-либо читал.

Был в Питере. Говорили с Арсеном Мирзаевым о фестивале «Другие», который я затеял.
Арсен:
— Теперь у тебя врагов будет еще больше.

Случайно оказался в незнакомой, но гостеприимной компании.
Налили. Один мужик произнес тост:
— Лучше быть больным, но с друзьями, чем здоровым, но одиноким!
Все радостно выпили.
Я задумался. Лучше всего, по-моему, быть и здоровым, и с друзьями.

вверх
           вниз
                     миг
                              крест
                                         смерть
                                                      нет
                                                                 под
                                                                            над
                                                                                     смерть
                                                                                                   нет
                                                                                                             свет
след

пять миллионов лет назад
       мы целовались с женой в море
           быстрое время-колибри
               летит и летит
мы на суше
но выпустили души
                         в открытый космос