Обзор журнала «Зинзивер», № 4, 2023
…Тяжело, мощно гудящая схватка двух основных субстанций бытия, которые неистовствуют и в душе людской, а именно — тьма и свет:
Ночь... гроза... Но стихла схватка тьмы со светом.
Я обоим им чужой вполне.
Потому что чуть не умер этим летом —
Не до войн небесных было мне.
Вот и эта протекла сейчас по небу.
Разве этот бой я звал сюда?
Недоступен радости и гневу
В мире, где чужой я навсегда.
«Схватка тьмы со светом» — так наименована подборка стихов Валерия Скобло, открывающая новый номер журнала «Зинзивер»; и грустный, и перевитый стоицизмом настрой первого стихотворения определяет тональность всех последующих: живописных и трепещущих жизнью, какие бы состояния ни владели поэтом.
Резкие зигзаги верлибров Михаила Кузьмина вспыхивают молниями мысли:
Дирижировать грезами —
это лучше,
чем просто
мечтать!
Выпуклые глаза метафизики смотрят в произведения Кузьмина — отсюда и выводы, которыми наполняются строки:
Роман
«Под диктовку инстинкта»
сочинять
никому не надо.
Он пишется сам!
Потустороннее становится реальным в пространных строчках Владимира Борискина, где, подспудно развиваясь, тема реинкарнации — таинственнейшая из тем — словно оживает, рассмотренная через поэтические призмы:
На перепутье трех миров я появляюсь раз в сто лет,
из измерений из иных на путь мой льется горний свет.
Не то, чтоб мало мне огня иль сложно выбрать мне маршрут,
но в первый мир — цветов и жаб — меня уж точно не возьмут.
Вот мир второй — гремит, гудит, дрожит на прочном крепеже:
я в нем бродил, как вечный жид, в него не хочется уже.
А третий мир — стихов и грез, так эфемерен и слезлив,
что жить в нем может только бог, под бок соломки подстелив.
Речь реки становится явью в ювелирно исполненном стихотворении, где ассоциативные ряды богаты, как восточный орнамент:
…И река тогда рекла
голосом грудным
из-под толстого стекла
шитых стужей льдин:
— Ты зачем ко мне пришел,
ждешь какой совет?
Нет одноименных сел,
мыз ижорских нет.
Элегическая лиричность Анны Долгаревой дается тугим натяжением строф:
мы к осени становимся бессмертны,
такие легкие и полые внутри,
поблекшие, лишенные пигмента,
запоминай же медленность момента
и нелюбимых в зиму не бери.
Есть особая пышная торжественность в созвучиях Елены Крюковой: звуки сверкают и блещут, и недаром упоминаются литавры и тарелки в недрах одного из стихотворений, представленных в журнале:
Не ступай на угли, не сойди с ума.
Изнутри звенит годовой оркестр.
Круг тарелок, литавры, волынки сума.
На галерке нету свободных мест.
Не ходи туда, не ходи сюда.
Там запреты, и сям — то война, то Мiръ.
На морщинистой шее — мои года
Камень-бусой пылают между людьми.
…В данном случае — ничего пародийного: Евгений Минин предстает в образе поэта-метафизика: грустного и внимательного, пристально вглядывающегося в мир, чтобы сделать свои, неповторимые, поэтические выводы:
Поэт неповторим, он так подобен чуду,
Беспомощный порой, порою — едкий шут.
Порой настолько мал, что виден отовсюду
Порой настолько тих, что слышен там и тут.
Тотальная грусть, захлестывающая порой, не преграда высокой эстетической мере — именно ею просвечена поэтическая мистерия Яна Бруштейна:
Напоследок мне бы выйти к морю.
Время там судьбу стирает ластиком.
Старый кот, сидящий на заборе,
Вспомнит, и волна оближет ласково.
Линии все тоньше, небо — легче,
Горы на закате черно-белые.
Душу мне омоет и залечит
Коктебель мой, юность моя бедная.
Неподражаемо дыхание поэтического действа Ольги Ивановой: игра звуков здесь есть основа смысловой насыщенности стихов:
в единственное ухо
[у замысла в долгу]
сиди себе да ухай,
пугающим «угу»
широты прошивая,
завзятою совой —
одна душаживая
другой душеживой…
Густо-музыкальный рассказ Александра Мелихова «Названый сын» прозвучит мелодией жизни: проза поэтична, а смысловая подоплека рассказа тонка… Лишнее движение — и порвется… Но автор не делает оного.
Острый вектор филологической мысли определяет штудии Аллы Новиковой-Строгановой; и, словно оттеняя их, вспыхивают — шампанскими струями и брызгами — остроумные пародии Евгения Минина.
Номер звучит музыкально: стоит вслушаться, а значит — вдуматься, а значит — вчувствоваться в литературные миры, представляемые новым номером «Зинзивера».
Александр БАЛТИН
|