Новости
































ОБЗОР ЖУРНАЛА ПОЭЗИИ «ДЕТИ РА», № 3, 2024


В тугие смысловые гнёзда скручивая ассоциации, Сергей Попов рисует картины живой эмоциональностью, сильной плазмой мысли, сквозь которую просвечивает надмирная основа бытия:

Эники-беники ели варе…
Школа в рассветном горит январе.

Пламенем синим, индейским огнем
здешней киношки охвачен объем.

А вместе с Б восседала на тру…
В зальчике яро знобит поутру.

Чинч по раскладу сценария гук —
старый «Смит-Вессон» покруче наук.

Подборкой Сергея Попова, густо наполненной разнообразно-индивидуальной поэтичностью, открывается третий номер журнала поэзии «Дети Ра»…

Стих Игоря Панина, исследует жизнь, используя сложные механизмы памяти, наполненной ретроспективными подробностями, которые, работая своеобразно, открывают горизонты души ребёнка (поэты всегда остаются таковыми, ибо взрослая жизнь, подразумевая избыток прагматики, противоречит созвучиям):

Я впереди, а взрослые отстали,
какой-то праздник, лозунги, шары;
исследую подошвами сандалий
неровности асфальтовой коры.
В толпе не мудрено и затеряться,
но не боюсь, да втайне и хочу.
Мне на пломбир дадут копеек двадцать
и дружески потреплют по плечу.

И колоритная кора асфальта словно смыслово перемигивается с лёгкой прелестью взлетающих шаров…

Тонкие и своеобычные метафоры Сергея Каратова будто вспыхивают, серебрясь, в воздухе, наполняя его — альтернативный воздух культуры — неповторимыми мелодиями смыслов:

Вписавшись плавно в полукруг,
Вперед-назад скользят качели,
А воздух гладок и упруг,
Как гибкий стан виолончели.

Так инструмент поет, звенит,
В двух струнах, к облаку летящих,
Безумной песней Аонид,
В границах жизни настоящей.

…Словно — только поэзия и открывает коды НАСТОЯЩЕЙ жизни.

Константин Кедров-Челищев представлен двумя поэмами; «Гиперзвуковая поэма» симфонична: образы-звуки многих музыкальных инструментов, превращающихся в своеобразную философию, вспыхивают внутри неё; и оригинально строится поэма «Мироздание как стихотворение»:

Урожай запретных плодов
в середине райских садов
Нам с тобою не повезло
мы познали добро и зло

Не раз любить
неразлюбить

Жизнь кроссворд
его не разгадать
но приятно думать и гадать…

Звук всегда играет смыслонесущую роль у Кедрова-Челищева: слоясь и множась, словно отражаясь в небесных зеркалах…

Густо, как свежесобранный мёд, текут верлибры Виктории Мамоновой:

По водам, по весенним и прохладным водам
я отпускаю черный хлеб с солью земли
в золотистый полдень.

Юноши открывают родники четырех сторон света,
деревень ветхих, душ летних —
ключ ключей звенит.

Плотно начиняя смыслоёмкими словами свои произведения, Мамонова щедро предлагает их миру — как поэтическую повесть о нём…

…Вибрирующая в стихотворении Бориса Борукаева катастрофа будто снижает своё значение великолепием любви —единственного прибежища-убежища человека:

Земля, казавшаяся безоговорочно плоскою,
раскалывалась с каждой секундой все стремительней.
Когда гибель приближалась горящей полоскою,
не мог ничего поделать даже ангел-хранитель с ней.

Лежали, обнявшись. Да так и застыли вне времени — свидетельством веским того, как далекими предками
любилось и как управляли своим бытием они,
а эти мгновения вовсе бывали не редкими.

Поэзия — как форма и формула любви; поэзия Борукаева хорошо доказывает это.

Глагольно, мускульно, самую суть бытия обнажая, работают созвучия Евгения Степанова:

Спешил. Запыхался. Вспотел.
Упал. Поранился. Болею.
Лечусь. Ро(ю)машка. Чистотел.
Плетусь навстречу юбилею.

Не хнычу. Радуюсь — живой
И не лишен любви и крова.
А млечный путь над головой
Указывает на Быково,

Где дом и отчая земля,
И на участке сыроежки…
И все располагает для
Отказа от постыдной спешки…

Суета, противоречащая благостному покою, образом какого выступает пригородное и родное поэту Быково, словно проигрывает…
Тонко вглядывается в мир Степанов, выделяя основное: работы на земле, пьянящие, как поэзия, и поэзию, поднимающую человека вверх — как живая, светоносная вертикаль:

Я просыпаюсь — возраст! — рано.
Проснулся — и в купель — бултых.
Потом на грядках — неустанно,
Где пахнет, как марихуана,
Рассада черри озорных.

Потом — гулять. Мне шепчет: «Здравствуй!»
Лопух, сын солнечных лучей.
А в доме дремлет кот бокастый,
Ползет по книжке жук лобастый,
Известный дачный книгочей.

Сложно показывает Александр Габриэль бесконечность внутренней, душевной работы, часто приводящей к результатам, противоположным тем, о которых мечталось; и всё равно — необходима такая, необходима:

На ценные запчасти жизнь дробя
согласно своду прагматичных правил,
он из себя выдавливал — себя,
а вот раба, раба в себе — оставил.

Что толку жить взахлеб и на разрыв,
к лучам свободы простирая длани?
Он шел вперед, глаза свои закрыв —
куда вели. Пусть даже на закланье.

Тонко и легко, ажурно блистая на поэтическом солнце, звучат, играя совершенно всерьёз (так плещутся рыбки в море!) стихи Сергея Алиханова:

Покажется — рельеф
Журчаньем изменен —
Строка или припев
Являют суть времен.

И озаренья миг
Лучом сквозь березняк.
Так, породив родник,
Бьет молния в овраг.

А вот… — неужели это о Лазаре? Да-да, о том самом, легендарно-евангельском, но — как виртуозно история его пропущена через призмы и фильтры современной речи Виталием Штемпелем (не говоря — индивидуального дара!).
Именно эта виртуозность, с колоритным и уместным использованием компьютерной терминологии, точно усиливает звучание вечной истории, подчёркивая именно её вечность:

Вот он открыл глаза. Думает: долго спал.
Каждый шорох ли, звук — будто грохот литавр.
Он, как ныне E-Mail — случайный — попал в Spam:
Страшно, что удалят, даже не прочитав.

Сам не уверен в том, вымолвил: «Это я».
Впрочем, жена и та в шоке: «Зачем ты вновь?»
Пошевелил рукой. Видимо, просто для
Того, чтобы осознать — в жилах течет кровь.

Представлены стихи студентов Литературного института; Маргарита Мамич предлагает стихи, пронизанные мистическим свечением, тонко, но и плотно, имея в виду меру словоупотребления. Это стихи, добротно организованные, мерцающие двоящимися смыслами:

У стеклянной венки, на обочине
Стрекоза больная бьется крыльями,
Голос свой порезав полумесяцем;

Тщетно взвоет скорая — о помощи,
И мусоровоз ленивый утренний
Соберет бумажные цветы;

Поливальная машина с рыжим кузовом
Пожалеет стрекозу, накроет саваном,
Чтобы в луже зародилась жизнь.

Элегичностью пронизаны созвучия Павла Щербакова, и, строящиеся на противопоставлениях и — отчасти — парадоксальном восприятии мира, играют они многоцветностью сложно-амбивалентной жизни:

Дождь, холодный вечер и вокзал,
Запахи полыни, хризантем.
Многие из слов, что я сказал,
Говорить не стоило совсем.

Музыкант сыграл плохой этюд,
И в груди застряла нота си.
Звуки не слова, они не лгут,
Ты теперь с собою их носи.

Резко и мудро, метафизическими зигзагами рассекая пространство бытия, прозвучат переводы из современного венгерского поэта Аттилы Баллажа, исполненные Мирославой Мятлевой:

избегнув тени от света
он искал убежища у меня
не в состоянии принять решение
я сказал ему:
днем
я тоскую по ласкам света
а душная ночь пусть будет твоей

В интервью, данном Николаю Фонарёву, Евгений Степанов расскажет о множественных векторах своей жизни-работы; в данном случае они соединяются часто, совпадают, однако и разделяясь, каждый представляет особый интерес

Роман Юрия Казарина «Немтырь» завораживает ассоциативно-причудливой вязью прозаического текста, в котором столько поэзии!

Мелькнут — сверкающей россыпью каменьев — строчки из дневника Евгения Степанова.

Статья Бориса Колымагина, посвящённая взаимодействию Геннадия Айги с русской классикой, исполнена обстоятельно и мускулисто-точно.

Широко и разнообразно представлены рецензии; калейдоскоп литературного бытования сегодняшнего слова необыкновенно пёстр!
Номер богат как стволовой срез почвы духа, который углубляется в бесконечность, черпая из неё, такой недоступной и такой близкой.

Журнал показывает подлинность бытия, в слове выражаемую гораздо ярче, чем в чём бы то ни было.

Александр БАЛТИН