|
ОБЗОР ЖУРНАЛА «ЛИТКУЛЬТПРИВЕТ!», № 4, 2024
Оригинален кураж, сквозь который проступает боль — оригинален, звонок, задорен:
Иду на работу, как будто на фронт.
Меня вдохновляет фартовый Джеймс Бонд.
Клиенты, как черти, куражатся гадко.
Как жаль, что моя не стреляет рогатка.
Апрельский номер журнала «Литкультпривет!» открывается подборкой Евгения Степанова, совмещающем в стихах стойкость и горечь мудрости, разные ритмы и своеобразную трактовку бытия, распростертого окрест и гудящего космосом в нас.
Что точно — то, что я умру.
Что срочно — завершить работу,
Не тратя время на муру,
На мишуру и позолоту.
Что сложно — воротиться в Крым,
Домой, где я учился в школе.
Что можно — помогать другим.
Что должно — стать смиренней, что ли.
Жесткие четкие выводы, чеканные формулы строк.
Вспышки воспоминаний Николая Ерёмина связаны с работой психиатром — поэт остается поэтом, даже и в этом житейском образе:
Вот опять я день-деньской
Вспоминаю о, Тинской,
О Тинской психобольнице,
Где, печалясь и ворча,
Всем приходится томиться
И трудиться, и лечиться -
От больного до врача...
Легко льются ленты стиха, испещренного знаками жизни.
…А вот и жизнь; и портрет ее сделан четырьмя строками:
Стойбище
Лежбище
Стрельбище
Кладбище
Шутка?
Но сильно отдающая возможностями метафизики.
Онтология оптимизма прорастает сквозь крепко собранные строки Татьяны Солодковой:
В окне напротив — силуэт разлуки.
Там время, замедляя бег, течет.
И женщина, сложив смиренно руки,
Покачиваясь, молится. А может быть, поет.
Груз из обид и ссор остался в прошлом.
С кем он теперь? Да ей уж все равно!
Что шепчут губы, разобрать довольно сложно,
Но ясно слышится: «Господь, храни его!»
Стягиваются вороха жизни, пестрые и сложные, исследуются они, пропускаемые через призмы дара и собственной индивидуальности.
Двойственность, определяющая поэзию Сергея Прохорова, разойдется шаровыми кругами — и бодрости, и отчаяния, но последнее преодолимо, ведь поэзия крылата:
Не пошлю я вас прочь к тете,
Ни еще к кому, мой друг,
Если вы мой стих прочтете
В грустный день, когда умру.
А в иной мир не спешу я –
Держат старые грехи,
Но зачем-то все ж пишу я
Эти чертовы стихи.
Слишком непонятен тот мир; и так соблазнительно построить собственный — поэтический.
Жизнь посвятивший лесному хозяйству Григорий Желудков логично вкладывает опыт в поэтические произведения, пронизанные природными токами так плотно, будто и код природы разгадан поэтом:
Роса и солнце луг посеребрили.
Над гладью вод – испариной туман.
Кусты ракит в безветрии застыли,
Припав ветвями к бархату полян.
Воин и поэт сходятся в образе Владимира Пугачёва:
Не признает атака середины.
Сначала и до самого конца
Она – как взрыв и как порыв единый,
Враз зажигает яростью сердца.
Рывок. Бросок. Удар штыка, приклада…
И стоны заглушившее «ура!».
И тишина — как лучшая награда,
Когда придет победная пора.
Таков поэтический состав номера, и чуткое сердце непременно найдет в нем нечто, отвечающее его радостям и чаяниям.
Александр БАЛТИН
|