Мир стоит на мазолистых плечах мастеров, художников в широком смысле этого слова — печников и гончаров, переводчиков и парикмахеров, плотников и музыкантов... Вот они-то, мастера, и создают подлинную культуру нации. Они — самое интересное, что есть на земле.
Хочу вам, дорогие друзья, рассказать о печниках. Удивительных русских мужиках — Жене и Леше (фамилии эти скромные люди просили не называть).

Печка — аптечка души. И тела. Умное, многофункциональное, живое создание. Отдача от печки больше, чем от вклада в любом самом богатом банке. Вложил дров на час, получил тепла на десять часов. Живи и радуйся. Пока печка топится, можно сварганить еду, подогреть воду для душа. Прогорели дрова — готова зола, то бишь удобрение. Производство безотходное.
Поэт Сергей Бирюков написал о печке правильный, точный верлибр: “Печка — первое дело: тепло, еда, отдых, кладовка... лекарство от живота и кашля... И отогрелся нахмуренный мир у печки”.

Умел и любил класть печки президент Черчилль, знает печное дело мэр Москвы Лужков.
Сложить хорошую печку могут только интеллектуалы, настоящие художники. Те, которые от Бога. И они еще, к счастью,  не перевелись.

...Кирпичи и песок, и глину я завез на дачный участок довольно давно. Да как-то все времени не было всерьез заняться поиском настоящего печного мастера. И вот мне его порекомендовали.
Евгений. Сорок лет. Мощный, плечистый мужик. По образованию — юрист, по призванию печник. Мастер.
Работает Евгений вместе с невысоким, худеньким подсобником Лешей тридцати семи лет. Работает не по чертежам. Точнее — чертежи у него уже в голове.

Печники приехали рано утром. Часов в восемь. То есть, из Москвы выехали в шесть утра. Тут же забраковали мою глину. Соседи подсказали мне, что кто-то вывалил машину глины прямо на дороге, недалеко от шоссе. Печники посмотрели чужое добро. Отвергли и его. Стали искать глину сами. Нашли в лесу. Натаскали на участок. Сделали фундамент. Обогнули лаги, чтобы на них не ложилась большая нагрузка. Вмонтировали поддувало, топку, колосники, плиту. Согнули, как надо, уголок. Сложили печь. Модель: плита — отопительный щиток. Щиток стал выполнять функцию стены в спальне. А плита осталась в кухне. Мой маленький домик стал теплым. На трубу мужики приделали красивый козырек. Чтобы дождик в печку не капал.

Пока печники работали, я задавал им по своему обыкновению вопросы. Отвечали. Оказалось, Евгений начал делать печки еще в провинциальном детстве, помогал своему деду, потом, уже в Москве, пять лет был подсобником у другого мастера — Тимофеича. Только на шестой год мастер доверил Жене сложить печку самому.
Леша, подсобник Евгения, работает с ним четвертый год. Со временем тоже хочет стать мастером.
Подсобником, между прочим, тоже быть очень непросто. Он делает раствор для фундамента, месит глину (кстати, некоторые мастера добавляют в глину конский навоз), подает кирпичи, таскает их аж на крышу (когда печник выкладывает трубу), вырезает “выдру” (покрытие из оцинковки против дождя) и колпачок для трубы.

В своих знаменитых очерках о народной эстетике “Лад” писатель Василий Белов исчерпывающе отвечает на вопрос, какой должна быть печь?
“Во-первых, не угарной. Угарная печь — это бедствие на всю жизнь...
Во-вторых, печь должна быть достаточно большой, чтобы было где полежать старикам и ребятам.
В-третьих — жаркой, но нежадной, чтобы дров шло как можно меньше. Одни и те же поленья дают жару в хорошей печи намного больше, чем в плохой.
В-четвертых — чтобы дым не выкидывало во время ветра.
В-пятых — чтобы была красива. Миловидна. Чтобы гляделась в избе как невеста, с карнизами чтоб, с печурками для сушки всяческих рукавиц”.

Работа у печников в основном сезонная. Весна–лето-осень. Цены на печки не изменились со времен “застоя”.
— Раньше, году в восьмидесятом, — рассказывает Евгений. — средняя печка (семьдесят пять на семьдесят пять) стоила примерно двести пятьдесят рублей, то есть две минимальных зарплаты. Сейчас — долларов четыреста-пятьсот, то есть опять-таки две минимальных — московских! — зарплаты. Есть, конечно, ухари, которые умудряются “раскрутить” клиента и на тысячу долларов, но их времена уже все-таки прошли.
Камины подороже. Минимум — шестьсот долларов. Камины и делать сложнее. Тут нужен абсолютный художественный подход. Иначе гармонии огня и кирпича не добиться.

— К нам часто обращаются, — продолжает Евгений. — И с просьбой о реставрации печей, каминов. Бывает, нужно выбить в печи один-другой кирпич, чтобы она заработала опять. Но чтобы додуматься ч т о конкретно необходимо выбить — думаешь порой полдня. Вот недавно к нам обратился замечательный актер, “начальник Чукотки” Михаил Иванович Кононов. Он живет в деревне, у него хозяйство — грядки, куры, другая живность. Попросил отреставрировать камин. Будем заниматься. Иногда отреставрировать сложнее, чем сложить заново.

Подмосковные места наводнены сейчас дешевой рабочей силой из Молдавии, Украины, Белоруссии. Похоже, восемьдесят процентов всех “шабашных” работ в Подмосковье выполняют они, варяги из Ближнего, как сейчас говорят, Зарубежья. Хорошо ли они делают, плохо ли — не знаю. Но стараюсь никогда не забывать пословицу — бесплатный сыр только в мышеловке. Дешево хорошо не бывает. Особенно, когда заказываешь такую мудрую и точную систему как печь.

Печники мои работали три дня. С утра до ночи. Через неделю приехали опять. Проверили топку, прогнали через печь шестнадцать килограммов дров (так положено). Печка не задымила — испытание прошла. Только тогда печники взяли деньги.

В самом центре Москвы (2-ая Тверская-Ямская улица, 18) открылся уникальный в своем роде музей — Музей русской гармоники Альфреда Мирика.
Более пятидесяти лет профессор, доктор искусствоведения Альфред Мартинович Мирик собирал гармоники, а совсем недавно безвозмездно передал свои богатства в дар городу. Решением мэра столицы Юрия Михайловича Лужкова был создан государственный музей.
Дело это святое. Потому что испокон веков гармоника на Руси была одним из самых любимых музыкальных инструментов. Гармошка — душа России. А душу, как известно, нужно беречь.
Музей ставит перед собой благородную задачу - сохранение бесценного исторического наследия России (инструментов, документов, архивных данных, фотографий, афиш производственных штампов, музыкальных записей). Музей является научным обобщением истории национальных гармоник, баянов и аккордеонов в России...
Музеев гармоники в мире немного. Один в Германии, другой в Италии. Вот и все. Наш, московский, третий. И он самый солидный, самый богатый. Конечно, в этом заслуга прежде всего Альфреда Мартиновича Мирика.

Кто же он, профессор Альфред Мирик, россиянин, носящий столь диковинные фамилию и имя?
По национальности Мирик — поляк. Профессиональный музыкант, многолетний узник сталинских лагерей. Музыкой стал заниматься с детства, в 1950 году закончил Московское музыкальное педагогическое училище по классу аккордеона, а в 1967 году - Московский институт культуры, факультет баяна-аккордеона.
Многие годы Альфред Мартинович отдал преподаванию. Преподавал в музыкальной школе, во Всесоюзном заочном университете, в Институте культуры и т.д.
Написал множество книг. Среди которых такие обстоятельные издания, как “Гармоника. Прошлое и настоящее”, “Справочник схемы гармоник”, “Самоучитель игры на мелодике”, “Курс эстрадной игры на аккордеоне”, “Основы постановки аккордеониста”, “Школа игры на аккордеоне”, “Самоучитель игры на аккордеоне”.
Почему же Мирик посвятил свою жизнь русской гармонике? Вопрос этот сложный. Ответить на него уместно, пожалуй, другим вопросом. А почему датчанин Владимир Даль посвятил жизнь русскому языку?
Видимо, просто есть на белом свете такая категория людей, которых можно назвать подвижниками. Вот поэтому, наверное, и ходит Альфред Мартинович Мирик в латаных-перелатаных штанах, которым, по-моему, столько лет, сколько ему самому, а для города (страны!) он сделал намного больше иных толстосумов...

Согласно общепринятой версии — инструментами, предшествовавшими гармоникам, были китайские музыкальные инструменты шэн и лушэн. Долгое время так думал и профессор Мирик. Однако в последнее время он пришел к иным выводам.
— На мой теперешний взгляд, — считает Альфред Мартинович. — Гармонику изобрел чешский изобретатель Ф.Киршник, который в 1783 году нашел новый принцип звукоизвлечения...

Что же такое гармоника? Только ли гармошка? Конечно, нет. Это все язычковые инструменты. Как то: баян, аккордеон, фисгармония, губная гармоника...
— В России в основе основ хоровая культура. — рассказывает профессор Мирик. — Именно поэтому у нас н а ц и о н а л ь н ы е  гармоники, чего нельзя сказать о Западе. Поясню. На иноземной гармонике (на итальянской, французской, немецкой) можно сыграть любую западную мелодию. На итальянской — немецкую, на французской — австрийскую... И т.д. А на русской гармонике можно сыграть только нашу мелодию. Больше того, у нас есть особенности даже внутрирегиональные. Скажем, на саратовской гармонике не сыграть то, что можно сыграть на псковской. И наоборот. У нас все своеобычно, индивидуально. Во всем — национальный и региональный колорит. Даже выглядят русские гармоники по-разному. Вот, скажем, тульская. Она самая простенькая. Имеет всего пять иль семь клавиш, два голоса.
Саратовская — посложнее.... У нее уже появились колокольчики, пять голосов, мастера сделали более широкий корпус... У бологоевской гармоники и вовсе другой строй. Три ряда, перерамник. И т.д.

Гармоника вошла в плоть и кровь русского народа. Гармонист всегда был первым парнем на деревне. Когда еще не существовало радио, не показывал чудовищный телевизор — звучали мелодии гармонистов.
— Практически в каждом кабаке, — рассказывает профессор Мирик. — работали свои гармонисты. Зачастую денег им не платили, но кормили, давали выпить. Словом, жили они неплохо. Это порою приводило даже к трагедиям — некоторые гармонисты спивались.
Многие гармонисты становились всенародно известными. В прошлом веке блистали такие исполнители, как Николай Баврин, братья Кудрявцевы, Антон Томашевич, Павел Стрыгин, Федор Эппингер, Константин Коваль, Павел Панов, Владимир Карпов, Арсений Гурьевский, квартет Варшавского...
К сожалению, большевики отвергали гармонику. Ленин сурово отзывался об этом национальном инструменте, Демьян Бедный писал гадкие стишки о гармошке...
А в тридцать седьмом-тридцать девятом годах мастеров, производящих гармоники, и вовсе репрессировали. Под корень.

Но гармоника все-таки жива! И будущее у нее, конечно, есть. Прав, абсолютно прав Альфред Мартинович, когда говорит:
— Зачем в деревне баян или орган? В деревне любимый жанр — частушки. А частушки лучше петь, конечно, под гармошку. Для этого баян (более солидный музыкальный инструмент) не нужен. Народ рационалистичен. Его не обманешь. Так что будущее у гармошки есть. Некоторые исполнители даже на сцене успешно выступают с гармошкой. Мне, например, больше других нравится гармонист Вавилов.

— Если можно, — говорит Альфред Мартинович. — я бы хотел обратиться к уважаемым читателям с огромной просьбой.
Дорогие друзья, если у вас сохранились где-нибудь на чердаках, в сараях старые, ненужные гармоники, присылайте их, пожалуйста, в наш музей. Только, ради Бога, ничего не надо реставрировать. Гармошка не скрипка. Реставрации практически не подлежит. Это и нерентабельно, и просто нереально. Материалы (мех, козлятина, ремни) со временем отсыревают, гниют. Их не восстановить. Так что, если начать чинить гармошку, она просто может потерять музейную ценность, а звучать нормально, как прежде, все равно не станет. Присылайте нам то, что есть, то, что вам не жалко. Мы будем вам очень признательны!