|
|
Евгений М’АРТ
РУССКИЙ ВОПРОС (ВЕРЛИБРИСТА)
Выходит Кушнер на Красную Площадь и кричит: «Свободу
стихам!» Оглядывается и шепотом добавляет: «…и свободным тоже». Подходит Евтушенко на ходулях и сверху вниз Кушнеру с расстановкой, назидательно: «Свободу попугаям!» Осматривается и добавляет тихо: «…и верлибристам тоже!» Пока оба посмеиваются, подлетает на облачке Ксения Некрасова, складывает рученьки молебно перед Мавзолеем и просит: «Квартирку бы!.. маленькую… однокомнатную…» Волошин, вытирая руки о свой фартук подмастерья, рассуждает в стороне отвлеченно: «Какого вдохновения будет больше — измеренного метром или гекзаметром?..» Подъезжает на белом квадрате Бурич и спрашивает Волошина: «Как соотносятся полет мысли с полетом рифмы, свобода слова со свободой стихов?..» Из толпы несогласных литераторов кто-то интересуется: «Верлибры — это стихи, помноженные на свободу или поделенные? Или это свобода, поделенная на стихи?» Из толпы согласных критиков кто-то отвечает: «Помноженная?!. Вряд ли!..» Арво Метс стоит с двумя поленьями подмышкой, изучает прохудившийся карман и вздыхает: «Чем свободы больше, тем стихи ценятся меньше…» Хлебников разбросал вокруг «Минина и Пожарского» вещи из мешка и с усмешкой повешенного молча представляет себе: «Вот если бы верлибр для нас, русских, стал апельсином — таким же запретным, как для диатезников… Или даже солнцем над кромкой моря — тянешься-тянешься за ним, дотянуться не можешь…» Сижу я на бордюре в отдалении и понимаю: верлибр для нас — даже не грейпфрут, а фрукт лайма — кислый, с горчинкой, на любителя — с кожурой инопланетянина… * * *
напишу книгу негениальных стихов,
а кто-то прочитает и скажет, эта книга совсем не стихов, а кто-то и вовсе скажет, что это не книга, а кто-то скажет: «Нестихоплетов развелось», а кто-то напишет о книге не статью, а такое, что о книгах и не пишут, а кто-то возьмет и снимет по этой книге не фильм, а вообще не пойми чего снимет, а кто-то возьмет эту книгу и положит не на полку, а на музыку и скажет, что это также не песни, и присудят мне за это ничего, и кто-то успокоит по-отечески: «А ты разве чего-то писал?» и кто-то хитро подмигнет: «А разве это ты написал?» а кто-то сочинит на все это такую непародию, что не всякий в ней узнает себя, но все будут вставать и говорить: «А я и не говорил ничего…», «А я и не критик…», «А я и не судья…» И заживем мы пуще прежнего в мире нечитателей… Напиши я книгу стихов гениальных, что будет, боюсь и представить!.. СТАТЬ ЧЕЛОВЕКОМ
Никогда и не скажешь,
встретив меня на улице, что я не от мира сего, настолько я обычный человек. Такие же не из этого мира не принимают меня за своего, и потому никто из них меня людям не выдаст, искренне считая, что я просто человек. Я даже пытался саморазоблачиться перед самыми близкими из людей: одни из них не поверили, другие так ничего и не поняли, видя во мне исключительного человека. Вот прилетят из иного мира, ох, я порасскажу им такого! о человечестве... Боюсь только одного: не попасть бы на человека среди тех, кто из иного мира, а то он примет меня за своего, и тогда те, иные, посчитают, что я — шпион ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ, вот насколько я человек. * * *
что это за ничто?
где это нигде? за краем вселенной, где нет ничего и никогда никому туда не заглянуть?! загляну я в ничто, и останется там след моего взгляда навсегда… |