понимала
знала
верила
любила
любимая
родная
милая
дорогая
а теперь поставь знаки вопросов и прочти заново

уедем к себе
так и встретимся
ты и ты
или
я и я

стандартное
арт но
искусство
во иск
футуризм
фу изм
дилетант
delete

Ее звали Мари-Анна,
и было у нее два отца —
от каждого из них она унаследовала по имени.

В возрасте шести лет она порезала палец о шерсть собаки,
а по вечерам смотрела, как декабрь сливается с Волгой,
рыдала притоками и жалела,
что даже за самую маленькую страну идут войны,
а ее никто не хочет завоевать.

В четырнадцать она влюбилась в свою глупость
(которой умилялись даже прохожие)
и вскоре отдалась ей,
а к двадцати рассталась,
расколов имя на половины.
И теперь днем ее звали Мари,
а ночью — Анна.

В городе, отравленном Маркесом
(а, может быть, Марксом),
она порвала голос на два лоскута, даже не подозревая,
что у времени два пути:
горизонтальный и вертикальный.
В первом случае ты промахиваешься мимо жизни и умираешь
                                                                                                 вечно,
а во втором сжимаешься до небольшой коробочки,
а после и вовсе пропадаешь.

Анна играла с шорохом совести,
отбивалась от рассвета и возвращалась в утробу дня.
Она была половиной неполноценности,
а вторая половина была настолько неполноценна,
что потерялась среди людских потоков,
нырнула в март
и осталась лишь бликом на щеке усталого прохожего.
Она была счастлива.

Кукла на витрине — среди безделиц.
на неё смотрит девочка.
Не понимает — зеркало перед ней
или погибшая накануне сестра.

Рядом с ней вяли цветы.
Она макала слова в грусть,
А когда проходила мимо —
Воздух съеживался и становился мозаикой.
Я любил ее такой.
И совсем не хотел, чтобы депрессия проходила.