Валерий Прокошин - трагический поэт философского склада. Его натурфилософия далека от красивостей. Стихи Прокошина перекликаются с творчеством поэтов Лианозовской школы, барачными экзерсисами Евгения Кропивницкого, Игоря Холина.
Наиболее частотная  лексика  Прокошина  связана с ущербной средой обитания: барак; подвалы, углы, чердаки, трущоба… Этот резко-негативно маркированный лексический ряд лишний раз подчеркивает неустроенность лирического героя, жизнь на грани (или, скорее, за гранью) нищеты.
Автор показывает д р у г у ю Россию, непохожую на столичную - Россию бедствующую, прозябающую, горемычную, спивающуюся, суициидальную, брошенную властями на произвол судьбы, выживающую в нечеловеческих условиях. Выживающую чудом. Или - невыживающую.
Лексика Прокошина нарочито отталкивающая, брутальная, депоэтизированная: самогон, алкаш, дрочил и т. п.
Прокошин - наиболее прозаизированный поэт XXI века, видящий мир не сквозь радужные романтические очки, а таким, каков он есть.
Наиболее  суггестивна  его  поэма «Выпускной-77», которая впервые была напечатана в журнале «Дети Ра».
Эта короткая поэма выразила гигантские проблемы славяно-евразийского  суперэтноса  (термин  академика Бориса Искакова), существующего на грани вымирания. Прокошин, как ранее крестьянские поэты ХХ века, как позднее Татьяна Бек, Борис Рыжий, показал всю трагедию народа, оказавшегося в постреволюционной ситуации, в эпоху тотального разрушения, краха общественно-экономической формации.
В поэме «Выпускной-77» описывается судьба одноклассников обычной провинциальной школы, в которой учились русские, татарин, украинцы, евреи, поляки…
Многие выпускники этого класса, закончившие десятилетку в 1977 году, спились, погибли в Афганистане, в несчастных случаях, покончили самоубийством, кто-то уехал в эмиграцию и т. д. Счастливых судеб практически нет, если не считать одноклассника, пришедшего к Богу и ставшего священником. В поэме минимум фигурно-тропеических приемов, стихотворная речь, хотя и разделена на строки, по сути, представляет текст в качестве констатации факта. Факта страшного и беспросветного.

Умер и Валерий Прокошин (онкология), не дожив до пятидесяти лет.
Вот такую нешуточную литературу, конечно, не хотели печатать, не хотели замечать, не случайно «Новый мир» напечатал стихи национального поэта Прокошина только после его кончины, да и то только один раз.
Прокошин был превосходным мастером версификации. Писал в разных манерах - и силлаботонические стихи (сонеты, венок сонетов, триолеты), и верлибры, и танкетки.
Его строфическая система изысканна и разнообразна. Наряду с катренами он регулярно использовал терцеты (редкая для современной поэзии строфика). Как действительно большой русский поэт Прокошин пришел к православию, обрел Бога. Его стихи последних лет пропитаны христианским Светом, одухотворенностью; он перестает замечать происходящие мерзости на земле, обретает себя подлинного, каким был раньше - в детстве.

В стихах последних лет поэта частотна христианская лексика: Бог, бес, райский сад… Здесь очевидна перекличка Прокошина с великим русским поэтом Есениным. Но если Есенин мучался от безверия («стыдно мне, что я в Бога не верил, / горько мне, что не верю теперь»), находился в пограничной ситуации (на стыке веры и атеизма), то выбор позднего Прокошина очевиден: он полностью во власти Божьей.
Райский сад у поэта ассоциируется с вишневым садом. Дихотомия: сад больничный (земной, мучающий) - сад вишневый (райский) прослеживается в одном из лучших стихотворений Прокошина:

Валерий Прокошин - выдающийся русский поэт. Именно он выразил наше трагическое время наиболее суггестивно и адекватно.