Анатолий Иванович Полетаев — не только замечательный музыкант, дирижер, руководитель государственного академического русского концертного оркестра «Боян», но и вице-президент Международной славянской академии, профессор, мыслитель.
Мы сделали с ним интервью в далеком 1998 году. Но, по-моему, оно не устарело.
Я тогда попросил его поделиться впечатлениями от нашей сегодняшней жизни. Впечатления эти оказались не радостными. Но честными. И, по-моему, интересными.

— Для начала расскажите об оркестре! — попросил я при встрече Анатолия Ивановича Полетаева. — Откуда такое название?

— Оркестр «Боян» носит имя древнего русского сказителя и начал свое официальное существование с осени тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года. У нас тридцатилетний юбилей творческой деятельности. В свое время мы объездили весь Советский Союз вдоль и поперек. По нескольку раз. И всегда имели непременный успех. Наш репертуар очень демократичный, понятный людям и никогда не носил характера профессионального снобизма, музыкального эстетизма.
Музыка русской классики — это з а к о д и р о в а н н а я в з в у к а х идея милосердия, добра, человеколюбия. Этой великой идее мы и стараемся служить. И всегда старались — стремясь просвещать свою публику, приобщать ее к сокровищнице русской музыкальной классики. Мы с самого начала рассчитывали на простую публику — на крестьян, рабочих — много выступали в глубинке.

— А за рубежом?

— И за рубежом тоже. Мы — лауреаты международного конкурса в Берлине, лауреаты московского фестиваля
народной музыки, премии Ленинского комсомола (в свое время это была одна из престижнейших премий). Исполняя симфоническую музыку, мы одними из первых начали использовать народные инструменты — домру, балалайку, гусли... В минимальном, конечно, объеме. Но достаточном для того, чтобы музыка приобрела русский национальный колорит.
Мы защищали честь русского искусства в таких странах, как Великобритания, ФРГ, Япония, Югославия.

— Какие авторы в репертуаре оркестра?

— Михаил Глинка, Петр Чайковский, Сергей Рахманинов. Практически вся классика девятнадцатого-двадцатого веков, а также русские советские композиторы, которые опирались (и опираются) на традиции. Это такие композиторы, как Александр Холминов, Николай Будашкин, Павел Куликов, Николай Чайкин.

— Есть ли сейчас проблемы у оркестра?

— Их очень много, как впрочем, и у всей нашей страны. Основная наша проблема — в отсутствии нормального помещения. В восемьдесят втором году мы получили право реставрировать руины бывшей церкви Святого Власия. И мы буквально возродили ее из пепла. Организовали концертный зал. С восемьдесят пятого года мы там выступали. Потом Храм отдали православному приходу. И все бы хорошо. Нам — согласно закону о культуре — обещали предоставить равноценную площадь. Потом было много обещаний чиновников различных уровней, но все обещания остались на сегодняшний день только обещаниями. Равноценного помещения у нас до сих пор нет. Сначала мы вообще ютились в полусырых подвалах, многие инструменты попортились, потом нам предоставили детский садик, в котором мы сейчас имеем базу для репетиций. Это помещение аварийное. Сохранить в нем детский сад было нельзя, и решили нас сюда запустить. И сейчас мы репетируем в одной комнате общей площадью пятьдесят восемь метров. Конечно, оркестр в сорок с лишним человек нормально репетировать в такой комнате не может. Мы понавесили тряпок по стенам, чтобы они гасили звук. Вот так и живем. Уже более двух лет мы прозябаем, у нас нет концертного зала, нет возможности зарабатывать деньги, мы теряем форму, теряем свою публику.

— У Вас нет ощущения, что русская классическая исполнительская школа вообще оказалась в тупике? У Вашего оркестра такие серьезные проблемы, другие выдающиеся музыканты просто оказались за рубежом...

— Ощущение такое, безусловно, есть.

— Вы находитесь под юрисдикцией Министерства культуры?

— Да.

— Помимо Вашего оркестра, Вы могли бы назвать еще коллективы, которые, на Ваш взгляд, выражают русскую национальную идею, русский дух?

— Оркестр имени Андреева в Петербурге, оркестр радио под управлением Некрасова... У них, я знаю, тоже ситуация печальная. И у них мизерные зарплаты — финасирование ущербное. Денег на рекламу нет, телевидение их не спешит показывать, в газетах о них особенно не пишут.

— То, что Вы говорите, по-моему, страшно. Получается, что деньги на раскрутку по ТВ безголосых эстрадных див находятся, а на классику — нет. Но так мы очень скоро превратимся в зомбированных истуканов, что, к сожалению, по-моему, уже и происходит — при помощи дьявольского «ящика» (ТВ).
Хотелось бы с Вами, Анатолий Иванович, поговорить на вечную и нестареющую тему — художник и деньги. Художник и власть (а телевидение — это сейчас, на мой взгляд, власть в стране номер один). То, что показывают по различным каналам, меня пугает именно с точки зрения п а д е н и я уровня требовательности к себе одаренных людей. Бывший музыкант ведет эротическое шоу, легендарный «рокер» посвятил себя кулинарному делу, джазовая певица поет незамысловатую «попсу».
Получается, что они оказались дельцами от массовой культуры? Так выходит?

— Так.

— Что нужно сделать для изменения культурной политики в стране в целом?

— Нужно, чтобы к власти пришли духовные люди. Люди, которые заботились бы об интересах народа, а не о своих личных или клановых интересах.

— Что для Вас значит культура?

— Это не уровень грамотности. Это уровень достижений народа во всех областях — в экономике, науке, военном деле, искусстве, литературе, сельском хозяйстве... Все это культура. У нашего народа много достижений. И достижения эти используются во всем мире. Однако нам, русским, при этом показывают шиш с маслом.

— Есть ли сейчас явления, которые соответствуют, на Ваш взгляд, настоящей музыке? Создаются ли подлинно талантливые, значительные произведения? Или мы утрачиваем традиции прошлого?

— Отчасти, да — утрачиваем. Хотя пока еще дерево, выращиваемое веками, дает плоды. Но многое уже нужно возрождать. Потому что настоящих композиторов все меньше и меньше. Последним исполином, действительно национальным крупным композитором был, на мой взгляд, Сергей Васильевич Рахманинов. Все остальные — значительно мельче. Даже Георгий Васильевич Свиридов представляется мне менее значительным явлением в нашей культуре.

— А среди современников неужели совсем нет талантов?

— Есть, конечно. Они могли бы — при более благоприятных условиях — нести эту великую эстафету.

— Давайте их назовем!

— Тот же Александр Холминов, Вячеслав Овчинников. Их никто на Родине особенно не пропагандирует, можно сказать, их даже замалчивают. Хотя на Западе про Овчинникова, например, пишут регулярно. Есть еще выдающийся русский композитор Александр Немкин, он вообще практически нищий, о его работах и вовсе никто не знает.

— А что значит — быть русским художником, да и вообще русским человеком? Иметь русскую кровь?

— Нет. Это значит — быть русским по духу. А дух — это не кровь. Это идеология. Быть русским предполагает Служение... Служение людям, народу, добру, Богу. Немало русских по духу ни капли русской крови не имели. Например, датчанин Владимир Иванович Даль, который стал борцом за русскую культуру, за частоту языка. И таких князей русского духа — нерусских по национальности, по крови — не мало.

— То, что мы слушаем по телевизору или по радио из популярной музыки, имеет отношение к подлинной культуре?

— Однозначно на этот вопрос очень трудно ответить. Неправда никогда не бывает в чистом виде. Она, как правило, смешивается с правдоподобием. Композитором зачастую называют человека, который заказал студенту консерватории мелодию, заплатил ему пятьдесят долларов и уже выходит на сцену как автор музыки.
Говорить определенно, что у той или иной «знаменитости» нет таланта — сложно. Некоторые из них имеют способности, получили неплохое образование. Но все дело в том, что свои знания они используют не на благое дело служения искусству, добру, а на служение золотому тельцу. Все — на потребу, понимаете. Это ужасно. Ужасно, когда творческий человек продается, подстраивается под чьи-то вкусы. Музыка — это камертон прекрасного. И создается по Божественным законам добра и красоты. Точно так же как и стихи. Ведь зарифмованные строчки — еще не поэзия.

— Значит, популярная музыка («попса») не имеет права на существование?

— Ну разве я это сказал?! Конечно, имеет. Все в этой жизни имеет право на существование. Но в зависимости от дозы. От обстоятельства времени и обстоятельства места. Лекарство может быть ядом, а может спасти человека. Место всей этой «попсе» в кабаках. А их вытащили на экраны, сделали из них кумиров. И тиражируют массовым образом, чтобы зомбировать людей.

— Но ведь есть среди них и явно талантливые люди.

— Возможно. Я часто слышу: «Смотрите, какой образованный, талантливый композитор. И поет к тому же!»
Понимаете, какая штука — дьявол тоже по-своему талантлив, ярок, искусен. Никакой артист с ним не сравнится. Но он же служит разрушению, он — враг человечества.
Талант — не гарантия нравственности. И не гарантия правды. А если в искусстве нет хотя бы одного из этих составляющих, то нет искусства как такового.
По ТВ часто показывают специально подобранную толпу, которая в восторге от нынешних идолов популярной музыки. Ведущие говорят: «Ну, видите, раз они любимы людьми, значит, они нужны!» Я в таких ситуациях думаю — а вот у нас сейчас молодежь чуть ли не тотально приобщена к наркотикам — значит, это — согласно логике телеведущих — тоже нужно?
Но ведь это не так!
Увы, много сфабриковано лжи, народ чудовищно обманывают, черное нам выдают за белое, секс за любовь, полуправду за правду, суррогат культуры за культуру. И меня не может это не тревожить.
Поэтому я и хочу повторить вслед за известным писателем: «Люди, будьте бдительны!»