Ефим Шифрин — один из самых работоспособных артистов эстрады в нашей стране. Диапазон творческих устремлений этого популярного актера огромен. Он играет в театре и в кино, выступает на эстраде, поет, декламирует стихи, ведет телевизионную передачу и т. д.
Мы встретились с Шифриным после съемок очередной телевизионной программы. А поговорили не об искусстве. Поговорили на отвлеченные темы.

— Ефим, если Вы позволите, я буду Вам задавать преимущественно вопросы, не связанные с искусством. Хорошо?

— Очень хорошо. Потому что я в искусстве не разбираюсь. (Улыбается. — Е. С.)

— Что Вас радует в жизни?

— Я думаю, то же самое, что может обрадовать и других людей. Радуюсь удачам, свершениям. Они случаются не так часто, как это, наверное, кажется нашим зрителям. Радуюсь, когда все складно у тех, кто мне близок. Радуюсь всему новому — родившемуся ребенку, новой хорошей идее, новой интересной картине, новому яркому фильму, увиденному новому красивому пейзажу...

— Кстати, о пейзажах. Они Вам какие больше нравятся? Сельские, городские?

— Я — злостный горожанин, я почти не связан с землей. Но когда мне удается выезжать на природу, я понимаю, как сильно я обделен. По роду своей деятельности я имел счастье объехать весь мир. Коллекция пейзажей, запечатленная в памяти, во мне жива. В ней практически нет урбанистических видов. Так что пейзажи мне, конечно, нравятся, прежде всего, сельские, деревенские. Я очень люблю Алтай, Кахетию, Австралию.

— Вы упомянули про Алтай. Значит, знаете и любите и российскую глубинку?

— Конечно. Я объездил всю страну и глубинку знаю не понаслышке. Кроме того, ведь я родился на Колыме. Глубиннее уже некуда... Наш дом стоял на границе тайги. Мы жили за дамбой у речки. А дальше простирались дремучие леса.

— Выходит, Вы — таежный человек?

— Да. (Смеется. — Е. С.) Я — человек таежный. Я не могу, конечно, сказать, что я жил тогда в деревне, это все- таки был поселок городского типа, но там в самом деле простиралась дикая природа.

— Вы потом, когда стали артистом, не гастролировали там?

— Гастролировал. Два раза. И понял, что красивее и роднее пейзажа для меня нет во всем мире.

— Теперь о грустном. Не кажется ли Вам, что в стране сейчас возросла температура антисемитизма? Люди настолько измучены нестабильностью своей ситуации, что готовы винить в этом кого угодно. Кроме самих себя.

— Антисемитизм как любое проявление мизантропии меня, конечно, огорчает, угнетает. Но что касается графика роста или падения антисемитизма в стране — тут я не большой специалист. Я ведь общаюсь только с теми зрителями, которые меня в ы б и р а ю т. Билет на мой концерт стоит денег. И я не думаю, что найдется некий мазохист- юдофоб, который доставит себе удовольствие прийти на мой концерт, чтобы в течение трех часов, что я стою на сцене, пускать в мой адрес флюиды ненависти.

— Скажите, а Вы лично сталкивались в своей жизни с какими-то проявлениями антисемитизма?

— Да, были какие-то звонки в прямой эфир с подобного рода проявлениями, закамуфлированными под вопросы. Что я имею в виду? Например, меня спрашивали, не очень ли много людей моей национальности в эфире, не очень ли много нас вообще?

— Что же Вы отвечали?

— У меня ответ всегда один. И очень простой. Люди моей крови и моего племени, живущие здесь, идентифицируют себя с российским большинством. Они себя никак не выделяют. Я думаю, что те поколения, которые выросли на сказках и стихах Самуила Маршака или Агнии Барто, не стали от этого хуже или ущербнее. Я думаю, что стихи Бориса Пастернака или Осипа Мандельштама тоже никак не навредили моей стране, я уверен, что люди, посещавшие концерты Аркадия Райкина или балетные спектакли Майи Плисецкой, тоже ничего не потеряли. Национальная идея в творчестве этих артистов никогда не манифестировалась, не декларировалась.
Другое дело, что истоки пребывания нашего племени в России мне положено знать. Ровно также как положено Никите Михалкову или любому другому русскому человеку знать историю своего рода. Было бы глупо говорить, что в корне моего генеалогического древа — боярин Шифрин. Так не выйдет, к сожалению. Кичиться мне особо нечем. Но и стесняться совершенно нечего.
К тому же ни у кого нет сертификата на эту землю. Как нет вообще в нашей стране нормального закона о земле. После того, как при Екатерине польские земли, на которых пребывали мои далекие предки, стали частью России, с тех пор история еврейского народа слилась с историей России.

— Вы ощущаете себя россиянином?

— Да. Хотя некоторых людей, я знаю, бесит слово «россиянин». Они видят в этом вызов слову «русский». Но мне слово «россиянин» нравится. Оно мне представляется очень точным. Ведь Россия всегда была многонациональным государством.

— Вы довольны своей судьбой? Как Вы думаете, если бы Вы родились и выросли не на Колыме, а, скажем, где-нибудь в благополучных арбатских переулках, ходили бы в детстве в привилегированную английскую специальную школу, Вам было бы легче завоевать олимп эстрады?

— Здесь два вопроса. Отвечу по порядку. Я своей судьбой доволен. Ее, по-моему, вообще не выбирают. Мне кажется, Всевышний (каждый под этим, видимо, подразумевает разное) не дает вариантов для выбора. Что же касается арбатских переулков, то в них — уверен — жила очень пестрая публика. Часть ходила в английскую специальную школу, а часть была такой радости лишена. В любом, даже в самом элитарном районе, устанавливается маленькая модель всего общества. Кому что выпадет. Коврижек на всех не хватает.

— Вы сказали, что Всевышний не дает права выбора. По-моему, это не так. Ведь как раз свобода выбора — это и есть главная ценность, которую нам дает Всевышний. Вы не согласны?

— Я думаю все-таки, что Всевышний права выбора не дает. Но Он дает нам возможности для корректировки... Рожденный убить — убьет. Человек не способный убить — не убьет никогда. Поэтому такие понятия, как чудеса педагогики, творческая среда, социальный строй и т. д., для человека сколько-нибудь верующего не важны. Человек, который должен стать артистом, станет именно артистом. Все предопределено.
Я считаю, что мне выпала та судьба, которая была мне суждена. Счастливая судьба. Во-первых, я занял ту нишу, которая меня ждала. Я не занимаю чужого места. Во-вторых, я кое-что видел, кое-что пережил. Я люблю и дружу с теми людьми, которые составляют гордость моей страны. Мне повезло во всех смыслах. Было бы совсем прекрасно, если бы век мой оказался не короток.

— Вы теперь и поете. Неужели ощущаете себя и певцом?

— Нет, конечно. Но артист должен делать в с е, что заставляет зрителей радоваться, смеяться, переживать. Вокал — это всего лишь часть моей профессии. И поверьте, я не переоцениваю свои певческие возможности.

— Какие жизненные выводы Вы сформулировали лично для себя?

— Я боюсь, что наша беседа наскучит атеистам. Я опять сошлюсь на священные книги. К счастью, мой опыт постепенно во мне выкристаллизовывает тягу к соблюдению тех десяти библейских пунктов, по которым вообще регулируется мироздание, общечеловеческое общежитие. Понимаете, одно дело — прочитать их в книге, другое дело — дойти до них самому. По-моему, путь любого человека, хоть как-то стремящегося к совершенству, неизбежно приводит к соблюдению этих десяти заповедей — не убий, не укради, не возжелай жены ближнего, и так далее.

— Что такое человек?

— Человек — это предмет борьбы светлых и темных сил. Важно — оставаться с Богом и не потрафлять темным силам.

— Борьба за человека идет каждый день?

— Эта борьба, по-моему, происходит даже во сне.

— Как Вы себе представляете эту борьбу?

— Я это себе представляю как противоборство хороших, идеальных устремлений и плохих, безнравственных. На самом деле все очень ясно и просто. Что соответствует десяти Христовым заповедям, то нравственно, что им не соответствует — то безнравственно.