|
|
ВЛАДИМИР ПРЕСНЯКОВ (СТАРШИЙ)
ВЛАДИМИР ПРЕСНЯКОВ (СТАРШИЙ): «БЫТЬ В ГАРМОНИИ С СОБОЙ!»
Владимир Петрович Пресняков известен в разных амплуа — виртуозный саксофонист, самобытный композитор, написавший множество шлягеров, отец своего знаменитого сына. А еще Владимир Петрович — удивительно душевный, мудрый человек.
Окраина столицы. Медведково. Обычный панельный дом. Традиционная московская кухня. Пьем чай и беседуем. — Владимир Петрович, как известно, многое в нашей жизни определяют гены. И недаром в народе говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. Скажите, пожалуйста, Вы знаете историю своего рода? — Знаю. Хотя и не очень хорошо. Один из моих предков был бомбистом-народовольцем. Он вместе со знаменитым Николаем Кибальчичем по своему «обустраивал» Россию. Закончил свои дни в Петропаловской крепости. Фамилия его тоже Пресняков. А так, насколько мне известно, все в нашем роду музыканты. Прадедушка пиликал на скрипке. Мать (в девичестве Чернова) играла на многих инструментах — на фортепиано, гитаре, мандолине. Отец служил в армии, но обладал хорошим баритоном и знал различные популярные арии. У нас дома было принято домашнее музицирование, функционировал семейный оркестр. Мой старший брат стал профессиональным музыкантом. — А традиции, которые существовали в Вашем детстве, Вы как-то перенесли на детство Вашего сына Володи? — Да. Мы рано стали Володю приобщать к музыке. — Вы вспоминаете свое детство? — Конечно. Как правильно сказано — «все мы родом из детства». Я учился в Свердловске в Школе музвоспитанника Советской армии. Там готовили музыкантов для армии. Там я стал учиться играть на кларнете. Там получил хорошие уроки жизни. Понял, что ни при каких условиях нельзя ябедничать, ловчить, хитрить, нужно защищать младших, и т. д. Так нас там учили. А если мы вели себя по-другому, нас строго наказывали. И правильно делали. — Значит, благодарны школе? — Да, очень. Она воспитала характер. Приобщила к музыке. Чтобы хорошо научиться играть на любом музыкальном инструменте (даже если ты очень талантлив), нужна палочная дисциплина. Помню, как нам, мальчишкам, хотелось тогда играть в футбол, гулять, а нас строгие и мудрые преподаватели заставляли из-под палки играть гаммы. Тогда нам это очень не нравилось, а теперь я понимаю: это было необходимо. Кстати говоря, из нашей школы вышло много профессиональных музыкантов, многие мои былые соученики играли потом в оркестре «Мелодия», ансамбле под управлением Олега Лундстрема. — А к джазу Вы там, в школе, пришли? — Да. Причем, получилось это в известной степени случайно. В одно из воскресений я был наказан и не попал в желанное увольнение. Остался в школе. Наказывали нас по-разному. Кого-то заставляли чистить картошку, кого-то убирать спальню, кого-то мыть туалет... Но для всех нас, провинившихся, существовала подслащенная пилюля — нам показывали кино. И вот я, отработав свой наряд вне очереди, увидел в то далекое воскресение удивительный фильм «Серенада солнечной долины». Услышал — впервые в своей жизни! — саксофоны. Во мне все перевернулось. Я потерял голову. Отныне я мечтал стать только саксофонистом, тем более, что он оказался близким «родственником» кларнету. — Где же Вы раздобыли свой первый саксофон? — У нас в школе находился складик музыкальных инструментов. Им заведовал милый человек дядя Паша. И вот там, у дяди Паши на складе, я однажды увидел старенький, видавший виды саксофончик. Я накопил денег больше рубля (выпрашивал у родителей на мороженое) купил известному любителю выпить дяде Паше бутылку портвейна и попросил его починить мне этот саксофон. Дядя Паша охотно пошел мне навстречу. И я тайком (саксофон тогда, после известного доклада товарища Жданова, был запрещен!) стал учиться играть. Учился сам. И, как мог, освоил инструмент. Потом, когда я уже стал работать в профессиональном оркестре, настоящий саксофонист показал мне мои ошибки. Оказалось, что я играл на саксофоне, применяя точно такую же технику, как и в игре на кларнете. Впрочем, другой техники у меня тогда появиться и не могло. — Вашему знаменитому сыну Володе исполнилось тридцать лет. У него миллионы поклонников. Но для Вас он наверняка по-прежнему ребенок. Вы его как-то воспитываете? Даете советы, помогаете? — Это взаимный процесс. Мы оказываем обоюдное влияние друг на друга. Еще когда он учился в школе, мы с ним стали товарищами. Во многом единомышленниками. Он всегда прислушивался и прислушивается к моим советам, я — к его. Мы с одинаковой тревогой ждем мнений друг друга о своих новых работах. — Какие качества Вашего сына не очень известны нам, его слушателям? — У него есть одно очень редкое, замечательное качество, которое свойственно, насколько мне известно, грузинам, армянам, другим представителям кавказских народов. Это безграничное уважение к старшим. Ко всем. И, разумеется, к родителям. Он всегда обязательно позвонит матери, мне. Никогда не станет жаловаться. Как бы тяжело ему не приходилось. Только окольными путями можно узнать, как он на самом деле себя чувствует. — Можно задать неприятный, тяжелый вопрос? — Да, пожалуйста, любой... — То, что Ваша бывшая невестка Кристина Орбакайте родила второго сына не от Володи, это для Вашей семьи — большая неприятность? Или Вы это восприняли спокойно? — Вопрос тяжелый. Не потому что на него отвечать не хочется, а потому что трудно сформулировать свое отношение к этому факту. Мне это тяжело. Володе тоже. Горько, что рухнула семья. По-моему, для него теперь ясно, что назад дороги нет... Хотя у нас у всех с Кристиной сохранились хорошие отношения. Володя по-прежнему помогает ей по музыкальным делам. Они очень дружны. И не только потому что у них общий сын. Многое их связывает. Годы совместной жизни не вычеркнешь. Мои самые большие тревоги связаны с Никитой, внуком. Я понимаю, что сейчас ему неизбежно будет уделяться меньше внимания. Он может остаться неприкаянным, ребенком, который ходит по рукам. Кстати говоря, так во многом происходило и ранее. Он жил то у нас, то у Володи, то у Аллы Борисовны. — Как сын полка? — Да, получается, как сын полка. Вот этого я и боюсь. И не хочу, чтобы так продолжалось в дальнейшем. Ведь даже сейчас он живет где-то в пансионате, с няней. Хотя Кристину, конечно, можно понять. У нее колоссальные заботы сейчас — маленький сын. Его нужно беречь, постоянно за ним ухаживать, присматривать. — А как на всю эту ситуацию отреагировала Алла Борисовна? — Похоже, что она спокойна. Алла Борисовна — современный человек. И занята в последнее время больше собой. Видимо, собственная прошлая семейная практика ее закалила. — У вас не испортились сейчас отношения? — Нет. Слава Богу, отношения у нас у всех хорошие, теплые. Мы ходим на дни рождения друг к другу, на общие семейные мероприятия. Общаемся. Так что с этим никаких проблем нет. — А что Вы думаете о дружбе — о дружбе в нашем времени, в нашем городе? Не сталкиваетесь ли Вы с таким, например, явлением, когда Вам звонит Ваш товарищ, который до этого не звонил несколько месяцев, долго и упорно рассказывает о каких-то милых, абстрактных вещах, а в конце беседы говорит вполне конкретно, что ему что-то от Вас нужно? — Слава Богу, у меня есть настоящие друзья. И мы любим друг друга просто так. Корысти в наших отношениях нет. — Что Вы думаете о зависти? — Зависть — мощное чувство, сильнее любви. — На счет того, что зависть сильнее любви согласиться с Вами не могу. Хотя думаю, что зависть может быть положительным чувством, если, конечно, ее направить в нужное, доброе русло. — Да, главное, чтобы зависть не была черной. Есть артисты, которым приносит неслыханную радость любая неудача собрата по сцене. Это мерзко. А вот, скажем, позавидовать таланту гениального композитора Энио Маррикони, написавшего музыку к фильмам «Профессионал» или «Однажды в Америке», — это совсем другое чувство. Это хорошая, белая зависть. — Как Вы думаете, кому легче приходится в мире — бедным или богатым? — Не знаю. Но знаю точно, что бедность — очень плохая вещь. Нищета еще хуже. Однако и слишком высокие задачи в материальном плане тоже, по-моему, не надо перед собой ставить. Лично мне того что, я зарабатываю (пусть это совсем немного по нынешним меркам), хватает. У меня есть крыша над головой, музыкальные инструменты для работы, есть еда, одежда. Большего мне не надо. Главное — быть в гармонии с самим собой, избежать искушений золотого тельца. По-моему, мне это удается. 1998
|