Певец и композитор Михаил Муромов — человек известный. Многие его песни поистине любимы народом. Один только шлягер «Яблоки на снегу» чего стоит! Однажды дома у Михаила у нас состоялся такой диалог

— Михаил, говорят, Вы собираетесь эмигрировать. Или уже эмигрировали, а сейчас только вернулись за нужными вещами...

— Никуда я не уехал. Это все мои недруги слухи распускают. Я сейчас переписываю некоторые песни, работаю дома, достаточно уединенно. Работу композитора-исполнителя мало кто хорошо представляет. Многие думают, что сочинить песню — плевое дело: взял гитарку, побренчал и выдал шлягер. Это не так. Потому что написать песню — это одно, а записать ее, аранжировать, наложить на все звуконосители — это совсем другое. Это большой, кропотливый труд. Вот и тружусь сейчас на своей домашней студии, в однокомнатной квартире. За последнее время у меня вышло три диска, четвертый на выходе.

— Интересно, как Вы сами оцениваете собственные сочинения? Многое не нравится?

— Я родился под знаком Скорпиона, вот и переедаю себе части тела. Отношусь к себе довольно скептически. Пишу мало: в среднем десять-двенадцатъ песен в год. Нравятся далеко не все, почему-то больше те, которые не имели широкого отклика у публики.

— Вы закончили Мясомолочный институт. А петь-то, музицировать как начали?

— Сколько себя помню, всегда тянулся к музыке. В школе мы с одноклассниками организовали ансамбль «Торосы», а затем вместе поступили в институт и продолжали играть. Потом я перешел в группу «Славяне». Ну и, конечно, все время сочинял музыку.

— Вы даже в свое время стали лауреатом конкурса журнала «Театральная жизнь» — за лучшую работу в области театральной музыки. Для каких сценических площадок Вы работали?

— Для очень многих. Я написал музыку к десяткам спектаклей, которые шли по стране. В Рязани, по-моему, до сих пор идет «Выбор» по Бондареву, в Севастополе — «Вдовий пароход» по повести Грековой.

— В свое время Вы много пели про Афганистан. До сих пор помню такие Ваши песни, как «Спроси пустыню», «Письмо старшего брата», «Боевым награждается орденом»... Почему Вы обратились к этой теме? Конъюнктура?

— Во-первых, этому невольно способствовали мои хорошие знакомые — офицер Руслан Аушев и журналист Владимир Снегирев, который тоже знает об Афганистане не понаслышке. Они-то и показали мне стихи военного журналиста Виктора Верстакова. А у меня в душе, как только я читаю хорошие стихи, сразу возникает музыка. Это во-вторых.

— Какие поэты, кроме Андрея Дементьева, автора незабвенных «Яблок на снегу», и Виктора Верстакова, пишут для Вас тексты?

— Григорий Поженян, Римма Казакова (они уже ушли из жизни. — Е. С., 2012), Анатолий Поперечный. Сотрудничаю с молодыми поэтами, сам маленько сочиняю. И почти всегда принимаю участие в окончательной доработке текста — что-то убираю, что-то добавляю...

— Кого бы Вы еще отметили из поэтов-песенников?

— Еще мне очень нравится Юрий Энтин, по-моему, это блистательный автор. Мне симпатична работа Саши Шаганова. Он пришел как-то ко мне, я тогда ангиной болел, мы изучали вместе теорию и практику стихосложения.

— Вспоминаю времена десятилетней давности. Ваш хит «Яблоки на снегу» тогда гремел на всю страну. Не пойму до сих пор — почему эта песня оказалась так популярна? Слова-то примитивные.

— Не уверен, что Вы правы. Видите ли, стихи и песня — это, как ни крути, два разных вида искусства. И часто бывает, что из прекрасных стихов никак не сделать песни. И наоборот, из слов незамысловатых, как, например, в «Яблоках на снегу», получается песня, которая завоевывает сердца слушателей.

— По-моему, сейчас такие времена, когда смещены многие понятия. Вот уже и слово патриот для многих, увы, стало бранным. Новых песен гражданского, патриотического звучания, к сожалению, практически нет. Разве что «Комбат» «Любэ», или «Москва» Олега Газманова... Или я ошибаюсь? Что, вообще, по-Вашему, означает патриотическая песня?

— Ну, уж во всяком случае, это не агитка. Я думаю, песню можно считать патриотической, и без натяжки, если она вызывает в человеке чувство любви к родной земле, дому, женщине. И вообще, я уверен, что самая лучшая патриотическая песня — это лирическая. Вот, скажем, «Бьется в тесной печурке огонь».

— С творчеством ясно. Расскажите, если можно, о Вашей семье.

— Я до сих пор холост. Был один раз женат, но что-то ничего у нас толком с супругой не получилось. Род у нас финно-угорский. Мы — мурома, но обрусевшие, конечно. Родители мои относятся к технической интеллигенции: мама — электротехник, отец — гидравлик, строитель мостов. Папа уже, к великому сожалению, умер. Но он оказал на меня огромное влияние. Мой главный университет — это именно отец, который был поистине энциклопедически образованным человеком, кандидатом наук. Его диссертация называется «Размывы мостовых опор». Он хотел и докторскую написать, но я его остановил. Я увидел, что он начал сохнуть на глазах, слишком много сил и времени стал уделять диссертации.

— А Вы ведь тоже, если не ошибаюсь, после окончания Мясомолочного института писали диссертацию...

— Верно. Но я не защитился. Ушел работать в ресторан. Метрдотелем.

— Какая у Вас бурная биография. В газетах даже как-то писали, что Вы ферму открыли. Это правда?

— Была такая идея, но она, увы, не воплотилась в жизнь. Меня уговорил в это дело вложить деньги футболист Валерий Гладилин. Вот мы на двоих ферму и купили. Двадцать коров имели, четыреста свиней, шестьдесят овец... Работали у нас армяне. Все вроде шло неплохо. Но коммерческая директриса (по старому — бухгалтер) ничего толком не организовала. К тому же и далековато ферма находилась — под Владимиром. В итоге дело не пошло, многое там растащили. Все, что я поимел с фермы — это два поросенка.

— Я много слышал о Вашей фантастически огромной даче. Расскажите, пожалуйста!

— Находится она на Истринском водохранилище, кстати говоря, рядом с дачей Чубайса.

— У него-то небось покруче, чем у Вас?

— Это вряд ли. У меня дача большая — восемьсот квадратных метров. Шестнадцать с половиной на четырнадцать с половиной. Три этажа. Двадцать пять соток земли. Сначала я купил много бруса, потом еще соседям раздавал, потом завез кирпич, брусовый дом облицевал кирпичом, бассейн построил шесть на восемь (хвастать интересно!), сливную яму на семь лет мне выкопали. Забор у меня из рабицы, но хочу поставить частокол. Правда, с финансами пока затруднения. Дача — это такой троглодит. Денег не напасешься!

— Вы знаете, когда я вижу дворцы типа Вашего, мне становится немножко грустно. Потому что эти огромные дома, как правило, недостроены, пустуют. Коммуникаций в них зачастую нет, инфраструктуры не работают. И получается, что в итоге деньги, вложенные в дачи-дворцы, по сути, выброшены на ветер. По-моему, куда как рациональнее построить скромный, небольшой домик, но со всеми удобствами. Хоть убейте меня, ну, не могу я понять, зачем нужна дача в восемьсот квадратных метров. Можете объяснить?

— Не могу. Просто так уж получилось. Были деньги — вложил. Если бы сейчас начинать все сначала, конечно, построил бы домик поскромнее. Так-то я живу в однокомнатной квартире и ничего — места хватает. Имел бы больше жилплощадь — было бы больше гостей. Они бы здесь жили, жировали...
Но, как говорится, задним числом все мы умны. Теперь нужно обустраивать то, что есть.

— Есть ли у Вас на даче огород? Если есть, то кто им занимается?

— Огород есть. Но он небольшой. Три сотки. Занимается им в основном мама. Она любит это дело. Я же люблю, чтобы просто травка росла. Но, конечно, я помогаю маме. Выращиваем мы практически все. У нас всегда хорошие урожаи картошки, огурцов, помидоров, кабачков, баклажанов, моркови, чеснока, укропа.

— Помимо дачи есть ли еще у Вас какое-нибудь хобби?

— Я коллекционирую ножи, монеты. Как дилетант, конечно. Но кое-какие раритеты имею. Например, рубль эпохи Петра Первого.

— Что для Вас главное в этом мире?

— Главное, чтобы мама жила спокойно.