ЖИТЕЛИ ТВЕРСКОЙ-ЯМСКОЙ

Много лет мы прожили с Наташей и Настей на Тверской-Ямской улице, в самом центре монструозной столицы. Там, в нашей хорошенькой квартирке, бывали разные люди. И американец Боб, и талантливый молодой журналист из "Комсомолки" Валерка Кирков, и многие другие симпатичные персонажи…
Нам там, в принципе, нравилось. Маленькие габариты квартирки не слишком нас расстраивали. Для меня было главное, что дом наш находился в самом центре города, и на работу я мог ходить пешком. Наташа не скрывала счастья, что уехала от свекрови, Настюшка быстренько записалась в Дом пионеров, где функционировало  много  бесплатных  кружков и бассейн. Она рисовала, писала стихи, занималась плаванием — и все в одном Доме пионеров, который находился в одной минуте ходьбы от дома. Все было бы совсем здорово, если бы не соседи-алкаши, или философы, как их называл американец Боб.
Первый год нашей жизни на Тверской-Ямской улице проходил очень спокойно. Я много писал, Наташа давала уроки, Настюшка занималась в Доме пионеров. Гостей всегда приходило много. Некоторые люди, познакомившись в нашей малюсенькой, но замечательной квартирке, потом поженились, нарожали детей. Словом, все шло хорошо. Неприятности (мы на них старались не реагировать) случались незначительные — соседи, конечно, выпивали, шумели (все-таки не сильно!) по ночам, иногда заливал Генка, мужик с четвертого этажа. Генка — типаж весьма интересный. О нем стоит рассказать подробнее. В прошлом он — подполковник милиции, бывший оперуполномоченный сто девяносто седьмого отделения. Проворовался, запил. Его выгнали. Он ушел в торговлю. После очередной удачной сделки Генка напивался.
Когда он нас заливал, я бежал к нему и вопил благим матом:
— Генка, открой! Заливаешь!
Он неохотно впускал меня в квартиру. Пьяный вдрибадан, хмуро бурчал себе под нос неизменное:
— Я абсолютно трезв, тебя не заливаю, посмотри — у меня все сухо.
Я знал, что такое — "сухо". Я сразу заходил в санузел, выключал в сидячей ванне воду. И укоризненно, точно среднеспасский учитель, произносил:
— Ну, где же сухо?!
— Извини, Жень. Только включил, — оправдывался Генка.
Дела у него шли, к счастью для нас, не очень хорошо, удачные сделки совершались где-то раз в месяц, так что терпеть соседа с четвертого этажа было можно...
…Яркой наша жизнь на Тверской-Ямской улице стала после того, как в соседнюю квартиру (с левой стороны) вселился на ПМЖ Сан Саныч Новиков, шестидесятитрехлетний пенсионер, отставной полковник Красной Армии.
Мужик он был неплохой, в запои уходил редко, пил (как правило) умеренно, примерно два раза в месяц.
После получения пенсии. Выпив стакана три водки, он замертво падал на деревянный пол. Тонюсенькие стены, разделявшие наши квартирки-клетки, тряслись, точно во время землетрясения.
Поначалу Сан Саныч нас сильно не напрягал — ну хряпнет немного, ерунда, с кем не бывает, ну пригласит иногда товарищей — тоже можно пережить. Поболтают они о том о сем, выпьют по бутылке на брата смертельной паленой водки, да и спать лягут. Мы всерьез заволновались после того, как осознали, что в его квартирке потихоньку образовался неформальный центр дворового алкоголизма. Все перлись к нему, к Сан Санычу. И мужики, и бабы. Это превратилось в систему.
Особенно часто приходил некий Влад Коменский. Он очень любил петь. По ночам. Часа в два-три у него начинались распевки.
Я как-то с ним разговорился:
— Влад, по ночам петь нехорошо, спать не даешь.
Он:
— Понял, извини. И все же хочу тебе сказать. Ты, наверное, не знаешь, кто я такой. А я — крутой. Я ведь играл в ансамбле "Веселые ребята" у Паши Слободкина. А сейчас вот...
(Он показал рукой на свой видавший виды, замызганный костюм.)
Я по глупости попытался проявить участие:
— Ну, а может, тебе опять всерьез музыкой заняться? Пить бы перестал!
— А кому она нужна, моя музыка? Для души только петь?
— Но ведь это главное — чтобы для души!
— Душа в порядке. Оболочка только изменилась.
Я не возразил ему. Но внутренне, конечно, с ним не согласился. Душа и тело едины. И все взаимосвязано.
Видимо, Влад прочитал мои мысли (недаром же говорят, что мысль материальна). И — проявил некую агрессивность:
— А вот ты? Ты отгородил свой угол железной решеткой (наша квартира была угловой, и мы действительно отгородились). Закрылся от н а с т о я щ е й жизни. И думаешь, что счастлив? Ты счастлив?
Не помню точно, что я ответил.
Но мысль, прозвучавшая из уст Влада, показалась мне оригинальной.
Я задумался. В самом деле, а что же такое настоящая жизнь? Настоящее счастье?
Видимо, Влад имел в виду, что его-то жизнь как раз и есть — настоящая.
Через неделю, как сейчас помню, в пятницу, песнопения в квартире у Сан Саныча продолжились.
Влад пел как солист ансамбля "Веселые ребята" звонкие советские песни. "Через две, через две зимы, через две, через две весны, через две", "В Вологдегде-где-где, в Вологде-где", "Малиновки заслышав голосок" и т.д.
К Сан Санычу постучали. Влад испуганно прошептал:
— Сан Саныч, не открывай, — это ОНА.
Я, заинтригованный, напряг весь свой слуховой аппарат. Наташа и Настя прижались ко мне, как беспомощные маленькие котята.
Стуки в дверь повторились. Потом раздались истошные женские крики:
— Влад, открой, открой, открой, я люблю тебя! Мужики не открывали.
Женщина стала долбить в дверь ногами. Долбила минут двадцать. При этом она кричала:
— Сан Саныч, ведь Влад у тебя, открывай, я люблю его, я принесла деньги, да и вещи мои у тебя. Я люблю его, я люблю его!
Я вышел в наш общий коридор.
— Что случилось, гражданочка? — задал абстрактно-конкретный вопрос.
Передо мной стояла женщина лет пятидесяти пяти, непричесанная, босая. На ее лице был явный отпечаток изнурительной борьбы с Зеленым Змием.
— Они там, там. Они не открывают, — буркнула она в пространство.
И — продолжила ломиться в дверь. Они, наконец, открыли.
После этого за стенкой раздались знакомые до боли звуки распития спиртного.
Потом женщина вышла из квартиры Сан Саныча и почему-то закричала:
— Помогите, убивают, убивают! Рядом с ней никого не было.
Наутро я опять встретил Коменского (про себя я стал называть его Ян Амос). Он рассказал мне про эту женщину:
— Она моя любовница. У нее есть муж, трое детей. Но она влюбилась в меня, приезжает сюда, я живу на пятом этаже. Я ее выгоняю, а она меня любит. Кстати говоря, сегодня у нее День рождения, тридцатилетний юбилей. Заходи ко мне, отмечать мы будем у меня.
Я поблагодарил за оказанную честь, но, конечно, от приглашения отказался.
…А недавно один из жильцов, приютившихся у Сан Саныча, умер.
Он жил у соседа в квартире где-то месяц. Поддавал, наверное, каждый день. Умер довольно неожиданно, лежал два-три дня, не вставая, не пил, не ел, ни на что не жаловался, а потом — весьма неплохая смерть! — не проснулся.
Пригласили мы оперуполномоченного Серегу, он один обслуживал весь наш разношерстный микрорайон. Серега засвидетельствовал факт смерти, вызвал эксперта и "труповозку".
…Мент начал разговаривать с Сан Санычем.
— Кем вам приходится умерший?
— Друг!
— Его фамилия, имя, отчество?
— Не знаю. Кажется, его звали Сеня.
…Эксперт объявился часа через два, засвидетельствовал, что смерть не насильственная. От болезней. От каких? Да кто ж его знает, у него, наверное, их было с десяток.
Так эксперт обрисовал оперу ситуацию. Начали ждать "труповозку".
Пока ее ждали, эксперт и опер шутили. Эксперт проявлял особое остроумие:
— От чего умер человек? Вскрытие показало, что он умер от вскрытия. Кстати, действительно бывали такие случаи, когда человек умирал как бы не понастоящему, врачи вскрывали труп, а сердце колотилось. Врача отдавали под суд. И — зря. Врач был не виноват. Просто так случается, что иногда у мертвого еще работает сердце!
Потом речь пошла о зарплате. Оказалось, что оперу на руки давали семьсот тысяч, чуть более ста долларов, столько же получал и эксперт, правда, иногда ему выписывали, как он выразился, "лимон".
Потом ребята стали просто судачить за жизнь. Эксперт все время повторял одну фразу:
— Мы живем по следующему принципу: плевал я на ваши законы. Но по какому праву! Так у нас все. Страна непуганных идиотов.
"Труповозка" приехала часа через четыре. Опознание не проводилось.
— Бомжей не осматривают, — пояснил "мусор" Серега. — Не до них. У них на тот свет путь прямой... Без лишних остановок.
В общем, это, конечно, было не очень приятно — жить по соседству с алкашами.
Однажды я не выдержал. У Сан Саныча шла очередная пьянка — я постучался к нему. Он открыл.
Я увидел весьма печальное зрелище: на стульях и на полу сидело (лежало) человек семь неопределенного пола. Пьянющих в усмерть. Газ на кухне (она же комната) горел, точно вечный огонь у Кремлевской стены.
Я сказал:
— Саня, заканчивай. У тебя тут какой-то притон.
Вот даже газ не выключаете.
— Ты нам не указывай, — крикнул какой-то поддатый мужичок. — Вообще, вали отсюда! Не мешай нам кулюторно отдыхать.
Больше я ничего не говорил. Просто врезал говорливому мужику кулаком в челюсть, дал затрещину и Сан Санычу. Потом врезал еще двоим, которые подошли на подмогу… Они попадали, как яблоки осенью. Какая-то баба, не лишенная остроумия, завопила:
— Милиция, убивают! Генофонд нации истребляют! Я в ответ тоже заорал:
— Если не уйдете сейчас, всем вам хана! Сейчас винтовку принесу.
При слове "винтовка" у них как-то в головах прояснилось. И, действительно, ушли.
Правда, ненадолго. На следующий день опять притащились.
Я их опять бил. Они опять уходили. Уходили и приходили. Уходили и приходили. Колошматил я их, когда Наташи и Насти не было дома. Не хотел их пугать.
Так мы и жили.
Наташа и Настя боялись за меня, за нас, жена даже стала предлагать продать эту центровую нехорошую квартирку и купить другую — пусть в отдаленном районе, но более просторную, комфортабельную и безопасную…
Раздражали Сан Саныч и К° и других соседей, в частности, Семена Борисовича — пожилого господина со второго этажа. Семидесятилетний Семен Борисович отличался спокойным и тихим нравом. Он работал смотрителем в каком-то литературном музее. Мы с ним всегда здоровались. Он приветствовал меня так:
— Здравствуйте, мой юный друг!
Я подозревал, что Семен Борисович — тайный дворянин, печать интеллигентности, благородства сияла на его длинном, пастернаковском лице.
Семен Борисович терпел Сан Саныча и К° долго.
Не жаловался. Но однажды его прорвало.
Ночью (часа в три), когда у Сан Саныча веселье было в полном разгаре, Семен Борисович постучал в его квартиру и очень громко и отчетливо произнес следующие слова:
— Козлы вонючие, шакалы, говно, петухи. Если не прекратите тявкать — замочу, на перо посажу. Вы разбудили во мне зверя.
Соседи замолчали.
Я все это слышал. И подумал: кем же раньше работал Семен Борисович?
Впрочем, этот вопрос мучил меня не долго. Семен Борисович, как и все мы, работал ЧЕЛОВЕКОМ, живущим в одной, отдельно взятой стране.
А в Сан Саныче вдруг ни с того, ни с сего (может, с перепугу?) проснулась совесть.
Однажды вечером он позвонил в нашу квартиру. Перед нами стоял абсолютно трезвый, гладко выбритый, импозантный мужчина. В руках у него был элегантный букет из трех роз.
Я поначалу соседа не узнал и даже хотел сказать ему, что он не туда попал. Но Сан Саныч позвал Наташу и вручил ей букет роз.
— Наташа, это вам, — сказал сосед, — вы уж меня извините за все. Вообще, я вам дам скоро пожить нормально.
Я скептически улыбнулся.
— Да-да, Женька, — подтвердил Сан Саныч, я уезжаю на лето на дачу. Хочешь даже ключи тебе от квартиры оставлю?
Я сказал, что нам ничего не надо, а Наташа поблагодарила Сан Саныча за цветы и принесла ему пирожков, которые испекла в выходные.
Через несколько дней он в самом деле куда-то уехал.
А еще через несколько дней из его квартиры стал доноситься зловещий запах, откровенно напоминающий трупный яд.
Я перепугался. Жив ли Саня? А может, умер? И не по моей ли — хотя бы отчасти! — вине? Ведь сколько раз я бил ему и его друзьям морду за пьяные кутежи.
Кто-то из соседей вызвал милицию.
Менты приехали ночью. Вскрыли дверь, но ничего подозрительного не обнаружили. Встревоженная и бдительная соседка Клавка кричала:
— Ищите лучше, ищите лучше! У него там чемоданы стояли. Может быть, его убили, распилили и положили в чемодан?
Менты еще покопались в квартире, но все равно ничего не нашли. Уехали.
А запах не убывал.
Другая соседка, красивая Ирка, давала нам ценные указания:
— Женя, главное — не дышите! Трупный яд — это очень опасно. Глотнул такого воздуха и — на тот свет. Не дышите! Послушайте меня!
Я дал Наташе денег и отправил в кино — они пошли с Настей пешком в кинотеатр "Россия". А то запах и впрямь стоял ужасный.
Я остался один. Пробовал "не дышать" — у меня, к сожалению, ничего не получалось. Озлобленный на свою нерадивость и запах трупного яда, я не знал, что делать. Настроение в душе воцарилось паршивое.
Наконец, я не выдержал и уже сам вызвал милицию. Менты приехали через час. Я их встретил, показал рукой на квартиру, откуда доносился опасный, всепроникающий запах. Один мент — наш Серега — сразу определил:
— Труп. Узнаю это "благовоние". Только вчера в морге был.
— Да-да, — подтвердил другой защитник правопорядка, — мокрое дело. Понятно.
При этом второй мент как-то странно посмотрел на меня. И неожиданно спросил:
— А вы кто, собственно, будете?
— Сосед. Это я вас вызвал. Дышать, понимаете ли, нечем, — нервно пробормотал я.
— А документы у вас есть? Я принес паспорт.
Они переписали мои данные и сказали неприятные слова:
— Ладно, пока свободны. Только из Москвы не уезжайте, можете еще понадобиться. В случае чего мы вас вызовем. На допрос.
Я чуть не заплакал от страха.
— Повесят еще на меня мокрое дело, — размышлял я. — Ведь все у нас на этаже видели, как я поколачивал и Санька, и всех его дружков-приятелей, как только они начинали "квасить".
В общем, эти мысли меня, грешного, не покидали…
Наташе и Насте я про ментов ничего не говорил — не хотел их излишне травмировать.
Утром приперся на работу — рассказал все мудрому Арсеньеву. Он меня, как мог, утешил. Со свойственной ему "дипломатичностью".
— Все будет нормально. Я это чувствую. Ничего не бойся. Ты же не ежик. А в крайнем случае я буду тебе сухари в тюрьму носить.
Вернулся из офиса домой от страха ни жив ни мертв. С удивлением обнаружил, что возле подъезда нет черного "воронка". Был уже уверен, что меня должны забрать. Все-таки на всякий пожарный опять позвонил в милицию:
— Ну, как дела? Нашли труп?
— Нет, — ответил знакомый ментовский голос, — никакого трупа там нет. А вот бельишко ваш сосед замочил. Носочки свои решил постирать. Хорошие такие носочки. Не волнуйтесь, мы там уже все убрали.