не скажет глоба, нет, не скажет вещий павел,
что было, и что есть, и что случится впредь
я дописал роман и все, что мог, поправил
в отпущенных годах, где мог не уцелеть

я дописал роман — и воскресил братишку,
и воскресил друзей, погибших на войне
и годы, как рубли, я положил в кубышку,
и капитал растет, мне кажется, в цене

а жизнь была как жизнь, и шли бои без правил,
а жизнь была как смерть — бесился пулемет
не скажет глоба, нет, не скажет вещий павел,
что было, и что есть, и что нас дальше ждет

что же было тогда воровали
истребляли своих
негодяи учили морали
и марали святых

наилучшие были убиты
и убиты слова
сквозь бетонные серые плиты
пела песни трава

пела песни трава и малехо
изменялась эпоха греха
некрасивая эта эпоха
и червивая точно труха

и снова брат идет на брата
горят степные ковыли
душа персоною нон-грата
летит с обугленной земли
хандрит майдан скорбит мтацминда
и новый рi(о)к берет разбег
и улыбается ехидно
какой-то странный имярек

феодалы живут кучеряво
а рабам как всегда нелегко
крепостное извечное право
не изменится здесь ничего

ленинградское время содом паранойя
вырожденье стихи одиссея запоя
записные на кухне как прежде витии
ленинградское время святые

а московское время бабло мани-мани
баш на баш торгаши что осталось в кармане
феодалы рабы как при хане батые
а московское время святые

и вовчик вечно моложавый
и хитрый эдичка игрив
и гена сытый старой славой
и оскар хищный точно гриф

и гоги закадривший светку
и ваник мощный как бизон
и ваня плачущий в жилетку
и сарра с видом на гудзон

время безжалостней сути садиста
так что не будем пенять
надо бы жить лет наверное триста
чтобы хоть что-то понять

чтобы освоить какое-то дело
чтобы скопить капитал
чтобы душа наконец повзрослела
чтобы я в космос слетал

чтобы глаза точно рампа лучились
чтобы прозрели верхи
чтобы стихи у меня получились
чтобы сложились стихи

не спешить не ловчить не смотреть телевизор
не растрачивать ценное время на баб
подлецов посылать не печалиться из-за
бытовых мелочей помогать тем кто слаб

не курить и не пить не летать в самолете
не иметь отпусков не иметь выходных
понимать: наслаждение только в работе
позабыть о манке наслаждений иных

не бояться уметь над собою стебаться
не бояться пугливость в себе умерять
улыбаться любить понимать не бояться
понимать: все равно час придет умирать

на пороге — не ведая — сны — на пороге
на пароме — туда (до луны?) — на пароме
бормотанье — шаман — чахлый сын сибирячки
очень быстро — алтын (или меньше?) в заначке
мертвецы в записной тонкой-тоненькой книжке
ни юрашки ни тани — ни дна ни покрышки
а с собою не взять ни рубля ни деркама
непонятно — и видимо в сторону храма

я навьючен точно верблюд тюками
тюками контрактов проблем — напасть
я поддерживаю сердце руками
иначе оно может упасть

двадцать лет кряду — офис работа
галстук точно удавка сорочка пиджак
я хочу как мюнхгаузен вытащить себя из болота
вытащить себя из болота я не могу никак

я люблю наташу — она далече
прогоняю машу — она со мной
получается так: судьбе невозможно перечить
получается так: жизни не будет иной

начинается нечто такое чему
ни к чему ни слова ни дороги
прикоснусь и пойму посмотрю и пойму
не пойму слишком много в итоге

вознесется воздушный над офисом шар
упадет на лепешку коровью
точно дракула кровью упьется комар
и умрет переполненный кровью

а росточек который зимою зачах
разомлеет в объятиях лета
и в обычных свинцово-пунцовых глазах
заневестится унция света

я покаюсь за спешку стихи и грехи
я засну как трехлетний мальчонка
и приснится деревня поют петухи
петухи кукарекают звонко

всяк прибыток — убыток
всяк убыток — сапфир
неча делать попыток
изменить этот мир

мы уйдем мы уходим
я не знаю куда
разрослись точно холдинг
великаны-года

обниму виновато
в тишине угнетающей
дух погибшего брата
души павших товарищей

мне ответят желанием
повидаться со мной
мне ответят касанием
очень теплой волной

третий петух прокричал спозаранку
пьяно встречая зарю
вывернув небо души наизнанку
что же я грешный узрю

отдана дань сицилийской вендетте
хоть я палермо забыл
плачут мои нерожденные дети
девочки сын даниил

совесть зубастая рыба пиранья
гложет меня как быка
нет не кончается ночь покаянья
длинная точно река

теперь уместятся в горсти
желанья и загадки
теперь не хочется ебсти
кого-нибудь за бабки

теперь милей игривый взгляд
подаренный девчонкой
теперь куда глаза глядят
я не пойду с котомкой

теперь я взрослый не трень-брень
пашу что было мочи
теперь я знаю краток день
а ночь еще короче

в телеке доренко
злобный как скинхед
заходила ленка
сделала минет

стыдоба-стыдоба
грустно и грешно
мы грешили оба
я один говно

а потом димастый
прибежал дружбан
водки полторасто
пива жбан

пили пили пили
как не пить
пели пели пели
как не петь

утром на работу
там начальник тля
как таку сволоту
терпит мать-земля

у него тирана
спит от лени ум
солон как таранка
миллениум

А водка — это не водичка.
А летом лучше, чем зимой.
А баба — это электричка.
Одна ушла — дождись другой.
И не хандри! За все на свете
Тверди спокойное "мерси"!
И помни постулаты э т и —
Не верь, не бойся, не проси!

от срока и до срока
от склоки — до ножа
от Бога до порога
от босса до бомжа

от хатки до чертога
от старцев до жулья
дороженька дорога
кривая колея

кино в москве снимается
здесь будто голливуд
а девушки снимаются
а девушек е…т

москва моя весенняя
игривая москва
а жизнь два-три мгновения
а может однова

танат не унимается
но мускулист эрот
и девушки снимаются
и жизнь идет вперед

— а моя страна Австралия
— а моя страна Астралия

стилистика
падающего листика

а в россии хам
а в россии храм

я во рву не лежал под бомбежкой
я не знал что такое чечня
мне грозила герл-френд поварешкой
и стреляла глазами в меня

я об стенку башкою не бился
оттого что развернуто про
каждый день умывался и брился
и в контору тащился в метро

мой патрон был племянник пол пота
все давал поручения тать
невеселая это работа
на земле нашей жить-поживать

джордж буш как главный вор в законе
мечтает взять калининград
но путин и собака кони
на страже родины стоят

великий путин светлый воин
он стоек и душою чист
и золотых наград достоин
как самый сильный дзюдоист

он победил врагов народа
березу ходора гуся
он должен править 103 года
свободу гражданам неся

джордж буш на карту смотрит в лупу
он хочет нефть он хочет газ
но путин вспомнит карацюпу
и даст врагу при встрече в глаз

хорошо если есть мани-мани
никуда не спешить не бежать
а лежать целый день на диване
и на мане часок полежать

вот мечта: я не босс не приказчик
не ругаю своих работяг
а смотрю как дурак в телеящик
на сисястую ксюшу собчак

что карьера карьера химера
а химере подай пьедестал
вот мечта: почитать бы гомера
я его никогда не читал

очень трудная работа
на земле холодной жить
отчего же неохота
очи ясные смежить

отчего же так охота
и смеяться и смешить
отчего же неохота
очи ясные смежить

жить и жить бы размножаться
умываться бы росой
и нисколько не пужаться
сильной тетеньки с косой

пасть у него клыкаста
властный такой оскал
стоп я говорю баста
будет как я сказал

пусть и душа робела
пусть оглушал успех
нужно доделать дело
нужно успеть

будет еще доносы
хлипкий строчить урод
будут еще угрозы
грозные как угро

будет осточертело
виться разборок нить
нужно доделать дело
и отвалить

напишу десяток слов
размещу на сайте
леша даен бирюков
юра почитайте

если не прочтете вы
разве прочитают
мой талантишко увы
здесь не почитают

очень хочется забыть
то что помнить надо
очень хочется забить
на таната

напишу десяток слов
малая малява
почитайте бирюков
даен милорава

письмо себе — по интернету
и телефон — в субботней спячке
и другарей надежней нету
чем верные друзья-болячки

и — бледный белый точно творог
и — ходишь по квартирной клетке
и знаешь что когда за сорок
то развлеченья слишком редки

а все же плакаться негоже
а почему да потому же
и рано жизнь еще итожить
и раны быть могли похуже

хорошо бы жить в лесу
и не знать прогресса
понимая как дерсу
все законы леса

хорошо бы к небесам
обращая взоры
две-три строчки написать
выше чем заборы

на николиной горе
в жуковке-барвихе
хорошо бы в гости пре-
лестные чувихи

приезжали и опять
уезжали с богом
хорошо бы написать
написать о многом

о любви и нелюбви
жалящей жестоко
о друзьях что полегли
в землю раньше срока

о далеком далеке
реках-океанах
о районном городке
и заморских странах

хорошо бы чтоб и впредь
пели свиристели
хорошо бы умереть
в собственной постели

червякам на закусь
к черному вину
в землю закопаюсь
отдохну

стану удобрением
а потом сосной
небо с упоением
подопру спиной

от дождя и града
в смешанном лесу
путника как брата
ветками спасу

мир един едины
человек и лес
комья рыжей глины
синь небес

приближается крах точно кранах
приближается краской огня
я забыл о совдеповских ранах
но они не забыли меня

я забыл про любовь и улыбки
я забыл как играл в карамболь
будто цепкие детские цыпки
донимают и страхи и боль

и за что это блин наказанье
и зачем позабыты пиры
и не пить нам уже мукузани
и не пить нам уже хванчкары

в дурдоме живешь ли на воле
нигде не сносить головы
а жизнь это минное поле
повсюду воронки и рвы

печальна планида плачевна
и на сердце горечь и боль
как дико что саша ткаченко
уже не сыграет в футбол

крымчакская книга нетленка
придуманный эпос велик
как дико что саша ткаченко
иных не задумает книг

не нами расписаны роли
мой друг на другом берегу
а жизнь это минное поле
опасность на каждом шагу

я мальчик я во сне калиточку закрою
и я наедине с деревьями травою

державна тень ольхи цвета люпинов броски
но я прочту стихи есенинской березке

изящна и светла как подобает даме
она сюда пришла небесными шагами

прочту — она простит пошелестит листвою
как будто сам пиит поговорит со мною

жизнь пролетает чапаем
на беляка
я исчерпаем
точно река

я исчерпаем
как газ и нефть
я исчерпаем
а ты нет

в тебе бездонность
и свет христа
ты как мадонна
сошла с холста

и это правда
а не слова
и — радость радость
во мне жива

жена становится как мать
а мать становится как дочь
а дочери пора б рожать
и воду в ступе не толочь

а я старею точно пень
никто не может мне помочь
а день по-прежнему как день
а ночь по-прежнему как ночь

точно крымов из ассы
я крутил много дел
а вот в городе яссы
я слегка разомлел

много женщин прекрасных
в этих южных местах
много солнышка в яссах
и в румынских глазах

ах калинку-малинку
я здесь распевал
не паленку — палинку
я здесь распивал

городочек румынский
где поют петухи
даже феликс дзержинский
здесь писал бы стихи

городочек увитый
виноградом-плющом
я был раньше убитый
а теперь воскрешен

хочет даня ювачев
молодой пизденки

плачет даня ювачев
на тюремной шконке

ах эстер моя эстер
девочка-милашка

тяжко жить в ссср
и в россии тяжко

времена гениальные
мне почти сорок пять
на твои гениталии
мне прости наплевать

не заманишь подушками
белизной простыней
и борщами с галушками
и окрошкой своей

только вечные странствия
и пьянящий туман
ничего в этом странного
я как прежде цыган

послать бы всех к аллаху
уехать за урал
рвануть в сердцах рубаху
и крикнуть я устал

устал от мелких стычек
с чинушами в бюро
от потных электричек
и рвотного метро

в эфире извращенцы
сосед горазд бухать
и гром гремит как немцы
и крыса жрет сухарь

будь ты даже умнее чем падва
и святее аббата прево
все равно эта сытая падла
не поймет ничего
ничего —
если врезать ногою по яйцам
пистолет ненароком достать
сразу будет с тобою считаться
эта сытая падла и тать

я небось не машина
не кремлевская знать
я похоже ошибся
это надо признать

я разбрасывать семя
не спешил как дурак
я сканировать время
мог увы кое-как

я возможно не с теми
пил дурное пивко
…а сканировать время
это так нелегко

— А потом остановится точное сердце.
Ты увидишь: на прочной, безжалостной дверце
Тяжеленный висячий (как дачный) замок.
Отопрешь — значит, умница — душу сберег.

— Извини, я сейчас умираю впервые.
А какие ключи? Говори, не таи!
— А ключи, как законы Господни, простые —
Это общие благодеянья твои.