Публикации
ИЗ ДНЕВНИКА
Умер Леша Хвостенко. 14 ноября мы отмечали день его рождения. Выпили по рюмочке. За столом в Зверев-центре были Андрей Сокульский, Лешина дочка — Вера и я. Он вносил правки в пьесу «Пир», которую передал для «Детей Ра». И вот декабрь. И Леши нет.
Хвост был уникальным художником. Настоящим гением. И что удивительно — хорошим человеком. Я ни от кого не слышал о нем дурного слова.
Масштаб дарования — фантастический. Поэт, бард, режиссер (он сейчас в Москве договорился, что будет ставить в трех московских театрах свои пьесы), художник, скульптор.
В 1991 году в Париже я спросил у него: «Кем ты ощущаешь себя прежде всего?»
Он ответил: «Я прежде всего художник».
Я видел, как он работает. Там, в Париже, в знаменитом сквате, я был счастлив помочь ему в качестве простой физической силы — что-то поддержать, за чем-то сходить. Ни к кому другому в подмастерье я бы не пошел.
Хвост работал с крупными формами, самозабвенно и отрешенно Он был невероятно трудоспособен. Хвост был молчалив. Абсолютно добродушен.
С теплотой отзывался о своих старых питерских друзьях Иосифе Бродском, Косте Кузьминском.., Ни о ком не говорил плохо.
Толерантность была у него в крови. А кровь, кстати, была, как это часто бывает у гениев, смешанная. Отец — полукраинец, полуеврей. Мама — полутатарка, полурусская.
У Хвоста осталось четверо детей. Двое – младших — от иностранок.
Хвоста любили все.
Умирать он не собирался. За несколько часов до смерти он написал письмо своей гражданской жене Елене Наумовне Зарецкой с просьбой приходить к нему побыстрее и принести — если можно — лекарства. Он собирался выписываться.
Врачи у него спросили: «Вам удобно?»
«Да, мне удобно. Большое спасибо». Это были последние слова Алексея Хвостенко. Через несколько часов он умер во сне. Диагноз врачей такой — сердечная недостаточность. И онкология. Онкология правого легкого. Отсюда и возникла пневмония.
Хвост был уникальным художником. Настоящим гением. И что удивительно — хорошим человеком. Я ни от кого не слышал о нем дурного слова.
Масштаб дарования — фантастический. Поэт, бард, режиссер (он сейчас в Москве договорился, что будет ставить в трех московских театрах свои пьесы), художник, скульптор.
В 1991 году в Париже я спросил у него: «Кем ты ощущаешь себя прежде всего?»
Он ответил: «Я прежде всего художник».
Я видел, как он работает. Там, в Париже, в знаменитом сквате, я был счастлив помочь ему в качестве простой физической силы — что-то поддержать, за чем-то сходить. Ни к кому другому в подмастерье я бы не пошел.
Хвост работал с крупными формами, самозабвенно и отрешенно Он был невероятно трудоспособен. Хвост был молчалив. Абсолютно добродушен.
С теплотой отзывался о своих старых питерских друзьях Иосифе Бродском, Косте Кузьминском.., Ни о ком не говорил плохо.
Толерантность была у него в крови. А кровь, кстати, была, как это часто бывает у гениев, смешанная. Отец — полукраинец, полуеврей. Мама — полутатарка, полурусская.
У Хвоста осталось четверо детей. Двое – младших — от иностранок.
Хвоста любили все.
Умирать он не собирался. За несколько часов до смерти он написал письмо своей гражданской жене Елене Наумовне Зарецкой с просьбой приходить к нему побыстрее и принести — если можно — лекарства. Он собирался выписываться.
Врачи у него спросили: «Вам удобно?»
«Да, мне удобно. Большое спасибо». Это были последние слова Алексея Хвостенко. Через несколько часов он умер во сне. Диагноз врачей такой — сердечная недостаточность. И онкология. Онкология правого легкого. Отсюда и возникла пневмония.
Евгений Степанов