21 февраля, в Москве, в возрасте 71-го года, скончался большой русский поэт Геннадий Айги. Творчество его можно рассматривать в виде некоего узла, связывающего отечественный авангард начала ХХ века — от Хлебникова до Елены Гуро, поиски и озарения таких французских мастеров, как, скажем, Рене Шар и Анри Мишо, а также оставшихся на обочине советской официальной или полуофициальной поэзии фигур, вроде Георгия Оболдуева.
Говоря об Айги как о поэте русском, впрочем, нельзя забыть, что по крови, языку, связи с землей — был он чуваш. И первые свои стихи писал по-чувашски. Чувашии — ее просторам, в равной мере впитавшим в себя тоску и печаль переходящих друг в друга Европы и Азии, ее обитателям, ветрам и звездам, посвятил — нет, не произведения, — жизнь. На чувашском языке вышла в 1968 году и одна из самых больших, важных первых его книг "Франци поэчёсем" — антология французской поэзии XV-XX веков. Почти полтора десятилетия спустя, в 1972 году, этот труд Геннадия оказался отмечен премией Французской Академии. Тут можно добавить, что во Франции, где он впервые смог побывать в 1988 году, Айги позднее удостоился звания кавалера Ордена искусств и литературы.
Биографию его сравнима с биографией дерева, выросшего в климате тяжелом, под ветрами, в стороне от леса. Оказавшись в Москве во второй половине 50-х годов, юноша (в ту пору — Гена Лисин; Айги он стал в 1969-м) держался в стороне от модных и шумных столичных литературных компаний. Студентом Литературного института, с жадностью слушал лекции, читал запоем то, что требовалось по программам и вне их. Из таких тихих, а вместе с тем упорных молодых людей из глубинки вырастали и прекрасные, честные писатели и поэты, и, увы, карьеристы, чиновники от литературы. Травля в 1958 году в связи с Нобелевской премией Пастернака, разумеется, не могла обойти стены известного учебного заведения на Тверском бульваре, 25. Немало оказалось среди его "обитателей" мелких душонок, поддавшихся на призывы властей и писательских боссов — осудить нобелианта, автора "Доктора Живаго". Геннадий не только не примкнул к ним — не скрывая своего презрения к официальной кампании, несмотря на то, что физически был отнюдь не силач, принял участие в охране пастернаковской дачи в Переделкино от ожидавшихся погромов.
Пастернаковское дело не прошло для него даром. Творческий диплом в подоспевший срок был завален. В начале 60-х Геннадий оказался без жилья, в редакциях, куда предлагал свои работы, получал от ворот поворот. Нет, вероятно, не только из-за того, что ему не могли простить независимого поведения (хотя, наверняка, это тоже кого-то жгло), стихи Айги — со свободной рифмой, с необычными образами, написанные без соблюдения правил классической грамматики — просто не вписывались в колею, где мэтрами считались разных оттенков петушистые евтушенки, рождественские, вознесенские, а поэзия женская воплощалась в лучшем случае — кружевами и мыльными пузырями Ахмадулиной, в худшем — романтическо-комсомольскими излияниями Риммы Казаковой или Пахмутовой... О русском Серебряном веке, о поисках 20-30 годов, в те "славные" шестидесятые знали и помнили немногие. Эти люди были на обочине. На обочине оказался и Айги, устроившийся работать с музее Маяковского. Многое в те времена узнал он, благодаря прикосновению к забытым отечественным родникам, к культуре отвергнутой. Среди важных открытий для него явились теоретические работы Малевича. Не случайно, говоря о своих учителях, Геннадий называл себя "малевичианом". Справедливости ради надо сказать, в открытиях заповедного прошлого у него имелись прекрасные проводники и друзья, как, например, один из непревзойденных знатаков авагарда Николай Харджиев, поэт, переводчик (кстати, помогавший Айги в работе над антологией французской поэзии) Вадим Козовой... Попутно можно вспомнить: Харджиева советская власть, обвинив в "кражах" национальных художественных богатств (при вывозе вывозе в Голландию личной коллекции картин и собственных архивов) уже в перестроечный период попыталась смешать с грязью (страна должна знать своих "героев": первый, кто кинул в него камень, был тогдашний парижский корреспондент газеты "Известия", ныне, кстати, здравствующий в городе на Сене, Юрий Коваленко); Козовой, до эмиграции во Францию в 1981 году, успел оставить немалую часть здоровья в лагерях Мордовии...
В 1988 году Айги стал на родине лауреатом премии имени Андрея Белого, премии престижной в интеллектуальных кругах, но малоизвестной широкой публике. Как бы там ни было, это был важный момент в его жизни, знаменовавший начало целого ряда других премий: польского ПЕН-Клуба (1989), государственной Чувашской им. К.Иванова (1990), европейской им. Франческо Петрарки (Германия. 1993), "Золотой венец Стружских поэтических вечеров" (Македония, 1993), Южного Тироля — им. Норберта Казера (Австрия-Италия, 1996), им. Бориса Пастернака (Россия, 2000), журнала "Дети Ра" (2004)... В 1994-м Айги было присвоено звание Народного поэта Чувашии...
Издания стихов на более, чем двух десятков языков... Казалось бы, при жизни стал класссиком! Ан, нет... В то время, как на Западе уже были напечатаны в оригиналах и в переводах: в Германии "Стихи 1954-1971" (1975), во Франции: "Отмеченная зима" (1982), "Тетрадь Вероники" (1984), "Дитя-и-Роза" (1990) и др., когда Айги уже читали на английском, шведском, японском и других языках, когда поэт уже неоднократно фигурировал среди кандидатов на Нобелевскую премию, когда о его творчестве были написаны десятки статей и исследований, — лишь в 1991 году, в московском издательстве "Современник" вышел скромный, на сероватой дешевой бумаге, первый сборник его избранного "Здесь". Кто знает, вышел бы этот сборник вообще, не приложи к этому делу руку Евтушенко... Безусловно, при желании, понимавший прекрасно значимость Айги, он мог бы помочь и раньше. Но и за то спасибо, другие влиятельные литературные тузы (в своей стране) такого не сделали. Палец о палец не ударили.
Да, публикация сборника "Здесь" явилась важной, но... запоздавшей. В свете политических и социальных перемен в затрещавшей по швам советской империи — поэзия, подлинная литература оказалась не ко двору. Стихи, романы — не детективный мусор, не порнография или дешевые подделки под западные произведения (фэнтэзи и т.п.) — практически ушли из поля внимания широкого читателя. Мастеров подменили словесные шулеры. Чиновничьи места в издательствах и многих редакциях оказались в руках ловкой молодой, зубастой братии, смекнувшей, что тут — дело хлебное. Не только в плане прибыли, а также поездок по заграницам за счет госказны, министерских и прочих фондов. Айги у подобных лоханей не толкался. Как в серые советские времена, был — пусть, конечно, не врагом — нет! Но... в стороне. По заграницам, правда, ездил тоже немало, однако по иным линиям — по приглашениям из университетов, из издательств, из разных культурных центров...
Оставленное Айги творческое наследие — большое. Его еще предстоит, изучать, осваивать. Если же говорить об опубликованном, имея ввиду не только стихи, но воспоминания, эссе, интервью, то — вне сомнения — наиболее полно оказался он запечатлен, представлен в книге-альбоме: Геннадий Айги, "Разговор на расстоянии" (Лимбус-Пресс, СПб, 2001).
На смерть поэта откликнулись многие газеты и журналы в разных странах, прозвучали радиопередачи о нем, на экранах телевиденья мелькнули кадры, воскрешающие его облик... В настоящее время в московском издательстве "Вест-Консалтинг", возглавляемом Евгением Степановым, полным ходом идет подготовка (начатого при жизни поэта) сборника научных материалов, посвященных творчеству Айги. Упомянутый поэтический журнал "Дети Ра" (Ра — это древнее название Волги) наметил к выпуску специальный номер, посвященный теме: "Айги и Франция"...
Увы, возвращаясь к моменту прощания с Айги в Москве, а это было на следующий день после его смерти — 22 февраля, невозможно забыть: к гробу пришли в только друзья, только люди близкие... Это понятно. Это нормально. Но ни одного венка, ни цветка со стороны не только властей, но и литературных организаций, не появилось... В Чувашии, где было решено предать поэта земле, последний поклон был отдан достойно, на президентском уровне (президентском — местном, к Кремлю никакого отношения не имеющему). Покоится ныне Геннадий Айги в родной деревне — Шаймурзино. Тихо сейчас в тех краях, скоро снег таять начнет...
С друзьями в Париже. 30 марта 2000 года. Культурный центр у подножья холма Монмартра "La Halle Saint-Pierrre". Айги — в центре. Лежит — Николай Дронников, чьи холсты с текстами поэта являлись частью оформления творческого вечера. Стоит — Виталий Амурский.
Фото Андрея Корлякова.
1959 г.
1960 г.
1970 г.
Скоро и это узналось.
Д.Р.
1980 г.
1983 г.
2003 г.